Конец звероящера
Шрифт:
– Что она делает здесь? – раздраженно подумал Берольд, ощутив, как внутри, там, где некогда был центр магической Силы, рождается холод.
Берольд хорошо знал, что значит подобное чувство. Прошли времена, когда гнев Звероящера мог разнести все вокруг, но холодная ярость, которую он иногда ощущал, вызывала не меньший страх, чем приступ бешенства. Едва взглянув, он почувствовал, что не желает терпеть эту женщину рядом с собой. Что-то в ней вдруг напомнило Альдис, мать Мирты, которую он… Ненавидел? Любил? Берольд это не знал до сих пор.
Возраст женщины не позволял отнести ее
– Явиться на бал в таком виде! – подумал Берольд. – Либо это отпетая халда, которой без разницы, что о ней думают, либо провинциальная дурочка… Ну и «красотка»!
Сарказм, который Берольд постарался вложить в этот самый последний эпитет, казался оправданным. Внешность соседки, по лонгрофтским меркам, была очень средней. Черты были крупными, краски лица слишком яркими, формы излишне округлыми. Берольд, как все остальные, считал, что красивой ее назовет лишь слепой… Но Орбекка и Альдис, мать Мирты, две главные женщины
в жизни Берольда, – они были очень похожи на эту партнершу по «каплям»! Берольда всегда волновал такой тип.
Вообще-то Берольд полагал, что не любит землячек. Нет зрелища хуже, чем это «дитя отдаленных поместий» в наряде для лонгрофтской модницы. Честно стараясь во всем подражать горожанкам, они забывают о мере и собственном
вкусе. Однако, соседка совсем не казалась смешной. Ее странный наряд очень шел ей. И он привлекал, вызывал любопытство, дразнил непонятной загадкой. К тому же она в самом деле умела играть. Незнакомка не думала, с кем она села за столик, ее занимала доска.
– Skervit… Fliss… Arbitles…
Она замедляла слова, придыхая на «р» и меняя «с» так, что оно становилось похожим на «ц». Берольд думал, что стал забывать этот гокстедский выговор, а теперь вдруг ощутил прилив странной тоски. Он не понял, когда отключился. Грудной тембр голоса, как и тягучий распев, воскресили картину, которую он не любил вспоминать.
Своды дальней пещеры, сокрытой внутри Скал… Пылающий факел, воткнутый в дыру на стене… И незваная гостья, которая верит, что сделала хитрый ход, чтобы достичь своей цели, добиться свободы. Открытое плечико и водопад длинных черных волос… И смешные попытки казаться ему многоопытной женщиной, знающей силу своей красоте… Мотылек, увлекаемый в пламя нежданно поднявшимся ветром и собственной глупостью… Орби, пятнадцатилетняя девочка, волей Берольда попавшая в Черные Скалы… Тогда, сидя рядом, она точно так же тянула слова…
Почему Берольд вспомнил о ней? Не об Альдис, утратившей страх перед ним, Звероящером Скал, а о девочке, чья смелость крылась в незнании правды? Берольд сам не знал.
Может, он начинает стареть? Мысль казалась достаточно дикой, однако реальной. Людской
– Fitnar!
Вздох пролетел по толпе, наблюдавшей за их игрой. Вздрогнув, Берольд посмотрел на свои «капли». Он проиграл незнакомке. Она поднялась и, достав кошелек, скрытый в складках шарфа, опустила в него деньги. Глядя ей прямо в лицо, Берольд очень хотел угадать, что она ощущает, однако не смог прочитать ничего. За игрой лицо было подвижным. Оно выражало ее интерес, напряжение, скрытый азарт, а теперь лицо вдруг стало маской, надежно скрывающей чувства хозяйки.
Поднявшись, она подошла к столу с фруктами и взяла гроздь винограда, как будто не видя, что все смотрят лишь на нее.
– Сучка! – громко сказал кто-то прямо над ухом Берольда. – Таких стерв еще поискать!
Что же вызвало столь «лестный отзыв» о женщине? Выигрыш в «капли», который, по мнению многих придворных, был должен задеть его? Или бесстрастность, с которой она ела крупные ягоды, не обращая внимания на интерес окружающих, вызванный ею? А может, ее непонятный наряд, непривычная внешность и провинциальный акцент, раздражающий многих? Берольд собирался об этом спросить прямо, но говоривший уже растворился в толпе, опасаясь привлечь к себе слишком живой интерес Звероящера.
– Глупость бывает нахальной, – негромко заметил Корнат.
Его фраза могла относиться как к женщине, так и к тому, кто спешил затеряться среди гостей.
– Точно, – ответил Берольд, дав понять, что желает продолжить беседу. – Хотелось бы знать, как она залетела сюда, эта черная птица из Гокстеда…
– Для дураков нет запретов, – небрежно отметил Корнат, кивнув в сторону
женщины, чтобы никто не посмел усомниться, кого он имеет в виду. – Возомнила, что здесь ее ждут, заявилась в столицу, надеясь увидеть Властителя.
Хитрый насмешливый взгляд старичка подсказал: Корнат думает, что он удачно острит.
– И зачем ей Властитель?
– Ходатайство!
Берольд не мог не признать, что он ждал совершенно другого ответа. Желание женщины было предельно банальным. Просителей, ехавших в Лонгрофт из дальних провинций в надежде найти справедливость, хватало.
– Наследство? – спросил он Корната, почувствовав, как угасает его интерес к незнакомке, невольно напомнившей прошлое.
– Да, если можно сказать так. Девица себя объявила вдовой одного офицера, служившего в войске Властителя. Ей теперь нужно добиться, чтобы это признали родные погибшего, а они ей объявили, что им не резон принимать в доме каждую девку, с которой он путался.