Конец
Шрифт:
— Милый… ты ведь прекрасно знаешь, что я занимаюсь совсем другим… contact.
— Release ведет к contact — кто бы сомневался, — тотчас вставляет Ибаньес. — Я, например, ни за что бы не позволил таким привлекательным женщинам ходить на курсы… где исследуются возможности человеческого тела. Всем хорошо известно: среди тех мужчин, которые увлекаются такого рода вещами, невероятно высок процент содомитов, но есть там, вне всякого сомнения, и лесбиянки…
— Ты что, ни о чем другом говорить
— А мне почему-то не нравится слово «содомит». — Кова недовольно хмурится. — Мне кажется… оно оскорбительное и… при чем тут Содом?
— Назови как хочешь, суть не изменится, — парирует Ибаньес. — Можно заменить содомита на саламанкца… и сразу пропадет большая часть смысловых оттенков… Надеюсь, среди нас нет ни одного саламанкца, — добавляет он, озираясь по сторонам с притворным ужасом.
— А я начала ходить на йогу, — сообщает Ампаро. — Занятия ведет одна девушка — в муниципальном спортзале, и мне они сразу пошли на пользу. Раньше у меня шейные позвонки… вот здесь… были словно зажаты…
— Зажать бы еще чуть-чуть покрепче — и проблема исчерпана, — перебивает ее Ибаньес. — Правда, такой способ лечения можно счесть чересчур жестоким.
— Ты когда-нибудь прекратишь свои мерзкие шуточки? — набрасывается на него Ампаро, и голос ее звучит, пожалуй, слишком резко.
— Нет.
— Скажи, а сколько мужчин ходит на ваши занятия йогой? — весьма кстати интересуется Кова.
— Мужчин? Ни одного. Никто бы их там, разумеется, не съел, но они почему-то не спешат записываться.
— Самое обычное дело в небольших городках, — замечает Кова, — наверняка кое-кто и хотел бы записаться, но ни один мужчина ни за что на свете не рискнет пойти на занятия, где его будут окружать женщины.
— А вот в той школе, куда хожу я, мужчин немало, — говорит Мария, — но женщин все равно гораздо больше.
— Я бы с удовольствием позанималась на каких-нибудь хороших курсах такого рода, — говорит Кова, — хотя мне, думаю, пришлось бы начинать с самого нижнего уровня. Как-то раз… я посещала занятия, которые вел очень опытный преподаватель, его пригласили из Вильяльяны — я уже рассказывала о нем Марии, и она его, оказывается, знает. Так вот, он, этот преподаватель, сказал мне, что ему нравится, как я двигаюсь, и мне надо продолжать, надо учиться дальше. Он даже обещал установить для меня специальную плату за его занятия, ну как если бы я была из профессионального цеха… Три дня в неделю… Но разве я могу позволить себе такую роскошь — ездить в столицу?
— Ну уж если ты не можешь себе такое позволить… — пожимает плечами Ампаро. — У тебя ведь нет детей и ты не работаешь… Я имею в виду: ты не ходишь на работу, не должна отрабатывать там положенные часы…
— Я должна заниматься домом — хочется, чтобы Уго, вернувшись с работы, находил все готовым. Он, бедный, очень много трудится…
— Да ладно тебе! Не будь такой наивной, — говорит Ампаро. — Все они талдычат одно и то же, вечно жалуются: как много работы, как им досталось за день… А отними у них работу — они не будут знать, чем себя занять. На самом деле им очень даже нравится работать! Там есть дружки, есть секретарши, не у всех… согласна, но… уж поверьте, я знаю, о чем говорю: на работе они
— Послушай, Ампаро! — говорит Ибаньес. — Если отнестись к тому, что ты изрекла, как к парадоксу, то звучит недурно… Но ты явно перегнула палку! Что касается меня, то, будь я свободен, я отправился бы первым делом на какую-нибудь выставку, а не в рабочий клуб — именно так, никак не наоборот.
— Ты сам прекрасно понимаешь, что я правду сказала. Готова биться об заклад: обходя клиентов, ты не раз и не два заглядывал в бары с девочками.
— К счастью, мой маршрут, как правило, ограничивается городом, так что мимо этих придорожных заведений мне даже проезжать не доводилось, эти Сцилла и Харибда…
— Она права, Хинес? — спрашивает Мария. — И ты тоже получаешь удовольствие от работы?
— Ну я бы сказал… без работы я бы не смог. Особенно если учесть мой образ жизни.
— Наш образ жизни, дорогой, наш, — поправляет его Мария с сообщнической улыбкой.
— Нет, с этими двумя голубками говорить бесполезно — сразу видно, что у них еще не кончился медовый месяц, хотя они пока даже не успели пожениться. Прямо купаются в своем счастье. Тошно смотреть…
— Просто тебе самому хотелось бы иметь молодую и красивую невесту, которая любила бы тебя, — бросает Ампаро.
— А я и не стыжусь признаться, что испытываю зависть — и даже не сказать, чтобы совсем белую, но… да, я завидую, ведь счастье — это состояние, которое в некотором роде превращает человека в идиота, во всяком случае — отупляет. Но если говорить о духовной жизни, то гораздо продуктивнее страсть, а еще лучше — утрата.
— Ну тогда ты один заменишь собой целую фабрику, — замечает Ампаро, — уж чего-чего, а желаний и утрат у тебя — в товарных количествах.
— Я сказал «страсть», а не «желание». А что касается утрат, то это не моя проблема.
— Очень даже твоя! — говорит Ампаро с нажимом, глядя Ибаньесу в глаза. — Уж мне ли не знать.
— Тебе? Ничего ты не знаешь! — отвечает Ибаньес с такой злобой и таким тоном, что это не может не удивить всех, кто его слышит.
Повисает неловкое молчание, и ни один из пятерых присутствующих не находит, что сказать, чтобы исправить положение. Ибаньес волком смотрит на Ампаро, он тяжело дышит, но потом делает глоток из своего стакана, стараясь взять себя в руки. Ампаро в свою очередь отводит глаза — она, вне всякого сомнения, сильно взволнована и выбита из колеи разговором, хотя пытается изобразить гордую невозмутимость. Никто так и не решается произнести хоть слово.
— А у тебя пикап? Какой? — неожиданно обращается Мария к Ибаньесу.
— Что? — удивленно переспрашивает Ибаньес, поскольку вопрос застал его врасплох, как и всех прочих.
— Ну какой марки, какой модели…
Ибаньес открывает рот, чтобы ответить, но вместо этого вдруг весело улыбается.
— А теперь что пришло тебе в голову? — спрашивает Мария, тоже улыбаясь.
Но Ибаньес успел вернуть лицу всегдашнюю ироничность и развязность. Можно подумать, он начисто вымел из памяти только что разыгравшуюся сцену, хотя внимательный наблюдатель заметил бы, что он нарочито старается не смотреть в сторону Ампаро.