Конечно, это не любовь
Шрифт:
Шерлок кивнул и вдруг неожиданно покраснел, словно она сказала или сделала что-то не то. Гермиона списала странную реакцию на действие лекарств, еще раз пожелала ему выздоровления и действительно направилась в Министерство.
Когда через две недели после этого, перед Рождеством, Шерлок сообщил, что едет отдыхать и лечиться к родителям, Гермиона облегченно выдохнула — можно было надеяться, что мистер и миссис Холмс присмотрят за ним.
Магнуссен на время затих, остальные преступники попрятались, и она решила, что имеет право на небольшой отдых и, прихватив
Три дня прошли чудесно. Милли, которая решительно отказалась «привязывать к ногам эти ужасные палки», вместе с детьми лепила снеговиков и играла в снежки, а Гермиона, Гарри, Рон и Джинни вволю накатались по склонам. Разумеется, на второй день к ним присоединился Джеймс — энергии этого ребенка могло бы хватить на освещение небольшого городка. Вечерами, накатавшись вволю, они присоединялись к остальной компании, возились в снегу, гуляли по небольшому городку и много смеялись. Милли оказалась чудесной девушкой, скромной и домашней, и ее общество ничуть не напрягало — наоборот, она вносила в сумасшедшую гриффиндорскую компанию нотку покоя и благоразумия. Дети — все четверо — ее обожали, даже Лили изменила любимой тете Гермионе и не отходила от Милли.
— Тебе повезло с ней, — шепнула Гермиона Рону.
Тот улыбнулся и едва заметно покраснел — по его взгляду было понятно, что он действительно любит свою жену, хотя он и не носил Милли на руках, как Гарри — Джинни.
Трижды в день Гермиона проверяла телефон и внимательно смотрела на часы, но все было в порядке. О том, что произошло в ее отсутствие, она узнала слишком поздно.
— Мисс Грейнджер? — из задумчивости ее вырвал голос секретаря.
— В чем дело? — резко спросила она.
— Мисс Грейнджер, вас вызывает министр.
Гермиона поднялась со стула и по камину прошла к Кингсли. Тот ждал ее, расхаживая по кабинету.
— Кингсли? — спросила Гермиона.
— Хотел сказать спасибо, — произнес министр. — Мы не вмешиваемся в дела магглов, но устранение Магнуссена — это поступок, заслуживающий награды. Я так понимаю, что он был убит после того, как выяснилось, что у него нет никаких физических носителей информации?
— Да, — неуверенно ответила Гермиона и хотела было сказать, что не причастна к его смерти, но Кингсли продолжил:
— То, что ты провернула это как смерть от руки другого маггла — блестяще. Хотя я думал, что ты постараешься скрыть связь с Холмсами, но понимаю, что другого выхода не было.
— Кингсли, я…
Министр повернулся, его черные умные глаза задорно блеснули.
— Вы с этим парнем проделали отличную работу. Постарайся вытащить его из тюрьмы, ладно? Будет плохо, если человек, который так нам помог, пострадает от руки правосудия.
Гермиона опустила голову, стараясь не показать улыбку, и ответила:
— Разумеется, господин министр. Могу я идти?
— Иди. И подготовь место для еще одного Ордена Мерлина.
Гермиона нахмурилась, и Кингсли добавил:
— За сохранение тайны волшебного мира. И за все, что ты делаешь —
Было ясно, что спорить с Кингсли бесполезно, и Гермиона кивнула:
— Спасибо.
Ей еще предстояло придумать, как вытащить Шерлока из тюрьмы и обеспечить ему спокойное возвращение на Бейкер-стрит.
Конечно, это не любовь. Глава 39.1
Шерлок лежал на кровати, разглядывал белый, похожий на больничный, потолок и крутил в пальцах шприц с раствором морфина. В тюрьме, особенно элитной, раздобыть наркотики — не проблема.
Один укол — и ближайшие десять-двенадцать часов реальный мир, ограниченный безумной сводящей с ума тишиной идеально-чистой просторной камеры, перестанет его интересовать. Но мужества не хватало. Впервые в жизни он боялся того, что может увидеть под кайфом. Прошлый прием наркотиков обернулся настоящим кошмаром и создал огромную проблему.
И, да, это была значительно более серьезная проблема, чем заключение по обвинению в убийстве и ожидание суда — или что там вместо этого выдумает Майкрофт. Проблемой была Гермиона. Расследуя дело Магнуссена, Шерлок не возвращался мыслями к наркотическому видению, заперев его в одной из дальних комнат Чертогов, но здесь, в одиночной камере, он остался наедине со своими мыслями, и видение вернулось.
Оно заняло достойное место рядом с простреливающим себе черепушку Мориарти, радостно лающим псом по кличке Рыжая Борода, и высоким тонким голосом, напевающим песню про восточный ветер и старый дуб.
Шерлок отложил шприц на пол и сжал голову руками. Он не хотел думать обо всем этом! Не хотел вспоминать, как искал своего пса по большому темному парку, как зачем-то копал и копал глубокую яму под старым дубом… Этого никогда не было. Не было никакого дуба. Рыжую Бороду усыпили — он заболел и сильно мучился. Так сказал Майкрофт. А на дубе висели качели, и Шерлок, качаясь на них, все мечтал научиться не просто спрыгивать, а плавно слетать на землю. И набил немало синяков и шишек в этих попытках.
Едва образ черной ямы в земле померк, как перед внутренним взором Шерлока появился Мориарти. Он улыбнулся сумасшедшей улыбкой и выстрелил себе в рот, и Шерлок был вынужден, оглядываясь на его труп, шагнуть навстречу своей смерти, вниз с крыши.
— Я выжил, — произнес Шерлок вслух. В камере все равно не было никого, кто мог бы его услышать. — Я выжил, а Мориарти мертв. Я выиграл.
В ушах перестало шуметь, но мучения не закончились — на смену давящему ужасу и отчаянному желанию жить пришел самый страшный образ из всех, которые хранились в его Чертогах. Он сам, целующий Гермиону Грейнджер. В реальности это было только один раз, и Шерлок был уверен в том, что та короткая близость, порожденная войной и страхом, давно осталась в прошлом. Однако воспоминания о ней вернулись спустя семнадцать лет, трансформировались и воплотились в совершенно нереальную сцену, увиденную в бреду. Он не мог объяснить, почему эта сцена приводила его в такой ужас и вызывала такую боль.