Конечно, это не любовь
Шрифт:
— Этого не было, — прошептал он, — никогда не было. Это выдумка.
Он попытался выровнять дыхание и объяснить себе видение с точки зрения логики. Он разыгрывал отношения с Джанин, пустил ее в свой дом, тщательно скрывая раздражение от ее присутствия, и, в состоянии наркотического опьянения, его мозг подсунул ему альтернативу — женщину, присутствие которой его бы не раздражало. И все. Мозг просчитывал варианты, возможные и невозможные, и сгенерировал картинку, о которой нужно было просто забыть. И, разумеется, бояться ее повторения
В любом случае, Шерлок понимал, что либо вколет себе дозу, либо сойдет с ума без помощи химии — он никогда не умел справляться с одиночеством и изоляцией. Чертоги разума не спасут его от душащих видений, и он вскоре обнаружит себя на дне глубокой-глубокой ямы, на дне которой должны быть кости…
Встряхнувшись и проглотив противный соленый ком, Шерлок поднял шприц, снял крышечку и ввел себе половину содержимого — этого хватит, чтобы отогнать видения, но будет недостаточно, чтобы вызвать галлюцинации.
Он закрыл глаза, позволяя веществу растекаться по венам, и принялся сосредоточенно считать секунды, заодно проверяя частоту пульса. В норме.
Он не жалел о том, что сделал. Магнуссена надо было устранить — именно устранить, а не посадить в тюрьму и не заставить замолчать. Изначально Шерлок планировал сдать его Майкрофту, провернув неплохую комбинацию со снотворным и ноутбуком со встроенным GPS, но ошибся в расчетах, не приняв во внимание то, что у кого-то еще могут быть совершенные и безупречные Чертоги разума. После того, как Магнуссен так некстати заверил его, что никаких документов у него нет, а все сведенья хранятся в голове, вопрос убийства был решенным.
Со смертью Магнуссена трое дорогих Шерлоку людей оказывались в безопасности. Гермиона могла больше не тревожиться за раскрытие тайны своего мира и наконец-то поспать, Мэри — не бояться разоблачения, а Джон получал уверенность в том, что его жена и ребенок теперь могут жить спокойно.
По сравнению с этим арест самого Шерлока был ничего не значащей мелочью, тем более, что он не сомневался — погибнуть ему не дадут. Скорее, отправят куда-нибудь к черту на кулички и попросят сидеть тихо и не высовываться, чтобы не привлечь внимание властей. Это будет равносильно смертной казни. Они сохранят жизнь телу и разуму, но убьют Шерлока Холмса. На грани сознания захохотал обещающий «выжечь его сердце» Мориарти. Шерлок застонал в голос — в камере стыдиться было некого. Морфин не помогал. Он притуплял восприятие, но не отключал сознание.
Тело было ватным, но Шерлок все-таки повернулся на живот и накрыл голову подушкой. Нужно было отвлечься, подумать о чем-нибудь постороннем. Например, о музыке. Да, можно было сочинить пьесу. Что-нибудь достаточно сложное, полифоническое, например, классическую трехчастную фугу. Оказалось, что это была плохая идея: мысль о музыке невольно подцепила непрошенную ассоциацию — поход на концерт Вагнера с Гермионой.
Большая ошибка. Лучше было бы действительно
— Какой же ты слабый и глупый, мой мальчик, — улыбнулся Майкрофт и погладил его по голове. — Глупый мальчик, который не выучил урок. Я ведь говорил тебе: не впутывайся, Шерлок.
— Я не вп… впутывался, — едва ворочая языком, ответил Шерлок. В глазах защипало.
— Нет, ты впутался, и давно. Когда мы похоронили Рыжую Бороду, я тебе сказал что?
— Что не надо привязываться, — ответил в голове Шерлока тот ребенок, который до сих пор боялся гнева старшего брата.
— Именно. Но ты не послушался. И теперь тебе больно, — Майкрофт высокомерно сложил руки на груди и добавил: — и ты сам в этом виноват.
— Почему должно быть больно, Майкрофт? — спросил ребенок.
— Потому что ты очень глупый. Ты помнишь, что происходит с глупыми маленькими мальчиками, которые не слушают, что им говорят? Что происходит со всеми, кто поддается жалким сантиментам?
Губы Шерлока-ребенка задрожали, по щекам потекли горькие слезы.
— Помнишь? — повторил Майкрофт.
— Их всех уносит восточный ветер, — прошептал Шерлок. — Он разыскивает их и сметает с земли. Так, чтобы их больше никогда не было.
— Правильно, — кивнул Майкрофт и улыбнулся, — и что из этого следует?
— Нельзя быть жалким.
— А значит?
— Нельзя впутываться…
Майкрофт удовлетворенно кивнул головой и снова улыбнулся. Он услышал все, что хотел.
К Шерлок-ребенку подошла маленькая девочка с очень пышными кудрявыми волосами, больше похожими на воронье гнездо, улыбнулась, стараясь скрыть слишком большие передние зубы, и протянула руку:
— Я Гермиона Грейнджер.
Шерлок вытер слезы и коснулся ее руки со словами:
— Я знаю.
Большие шоколадные глаза девочки блеснули весельем, и Шерлок почувствовал, что проваливается в них, в теплую черноту, пахнущую горячим шоколадом.
Он проснулся и взглянул на часы — наркотик вырубил его на десять часов, почти на половину еще одного бесконечно-долгого дня. Образы и видения, которые преследовали его во сне, были смутными и едва различимыми, и Шерлок решил, что не станет их вспоминать. Ему нужно было продержаться еще немного. Еще несколько дней, прежде чем за ним придут.
Он взял со стола поднос с едой, который принесли, пока он спал, и мрачно подумал, что это будут очень долгие несколько дней.
Собственно, он был прав. Если бы не кофе и страшная смесь химикатов, в которую постепенно, с каждой дозой, превращалась его кровь, он бы не выдержал до конца недели. Он был превосходным химиком, поэтому без труда рассчитывал количество того или иного приносимого охранником вещества, достаточное для того, чтобы притормозить реакции и уровень восприятия, но сохранить контроль над телом и умом.