Конечно, это не любовь
Шрифт:
Шерлок снова сел на подлокотник кресла Джона. Почему-то он уже не очень хотел слушать продолжение сказки, но Гермиона не останавливалась:
— Тогда чародей рассмеялся и заверил ее, что на этот счет она может быть спокойна. И повел ее в подземелье, где в драгоценном ларце хранилось его сердце. Увидев его, девушка ужаснулось — за годы одиночества и заточения сердце обросло длинной черной шерстью и сморщилось.
Она снова прервалась, отошла от камина и остановилась рядом с Шерлоком, мягко погладила его по волосам. В другое время он с негодованием отверг бы это никому не нужное проявление эмоций, но неделя в одиночной камере, передозировка наркотиками
— Девушка воскликнула: «Что ты наделал? Верни его обратно!». Чародей достал волшебную палочку, вскрыл заклинанием себе грудь и вложил мохнатое сердце на место. Девушка улыбнулась и воскликнула: «Теперь ты сможешь почувствовать настоящую любовь!», — и обняла чародея. Но его сердце одичало, исказилось и оголодало. Было поздно. Гости на пиру заметили их отсутствие и после долгих поисков пришли в подземелье. Девушка лежала бездыханной на полу. В груди у нее зияла рана. А рядом корчился безумный чародей. Он сжимал, целовал еще трепещущее сердце девушки и клялся обменять на собственное. Но мохнатое сердце не хотело расставаться с чародеем. Тогда он отбросил волшебную палочку, выхватил серебряный кинжал и, поклявшись никогда не подчиняться своему сердцу, вырезал его из груди, — Шерлок сглотнул. Гермиона всегда умела рассказывать или читать вслух истории.
— Это все? — спросил он.
— Не совсем. Он сумел еще подняться на колени, а потом рухнул на тело девушки и умер, так и сжимая в каждой руке по сердцу.
Гермиона замолчала, Шерлок отстраненно подумал, что совершенно не разобрался с дозировкой. По его расчетам, эффект должен был сохраняться еще несколько часов, однако сейчас он чувствовал себя… собой. Однозначно не обошлось без магии.
Безо всякого перехода Гермиона толкнула его в плечо и твердо сказала:
— Душ, Шерлок. Я подготовлю зелья, а ты прими холодный душ.
Пожалуй, в этом был смысл. Напоив его зельями, Гермиона ушла, и он почти сразу заснул.
А наутро игра началась снова. Шерлок знал — есть только один способ дождаться следующего хода Мориарти, не позволяя себе при этом отвлекаться на посторонние, разрушительные, подобные компьютерному вирусу в отлаженной программе эмоции. Как назло, именно сейчас ум Шерлока работал так хорошо, как никогда прежде, или же преступники совершенно измельчали — во всяком случае, дела занимали его на день-полтора, не больше, а чаще всего раскрывались за полчаса. Шерлок и раньше пробовал вести по два-три дела, а теперь понял, что вполне способен справиться с пятью-шестью.
Правда, Джон считал, что это перебор, но разве можно было сидеть сложа руки, когда полиция сбивалась с ног в поисках преступников? Шерлок был уверен, что нет. Возможно, Джон и сумел бы помешать ему работать столько, сколько было необходимо, но у него был теперь другой объект для неусыпной заботы — Мэри. Изредка отвлекаясь от дел, Шерлок замечал, как он бегает вокруг жены и становится все более заботливым по мере того, как приближался срок родов.
А потом это произошло.
Шерлок вообще-то не любил детей. Особенно маленьких, вечно орущих, ничего не понимающий детей, которые пачкают пеленки и доставляют всем множество хлопот. И никогда не понимал тех, кто восхищается ими. В самом деле, что привлекательного может быть в человеческой личинке с несформировавшимся мозгом и неразвитым речевым аппаратом, все функции которой сводятся к потреблению продуктов и их
На крестины, идиотскую церемонию, выдуманную ленивыми глупцами и почему-то поддерживаемую даже самыми здравомыслящими (это про Мэри, а не про Джона, разумеется) людьми, Шерлок пришел в плохом настроении и с надеждой как можно быстрее сбежать — очередная задачка от Лестрейда никак не решалась, и Шерлок не переставая строчил уточняющие СМС. Поэтому он едва не прослушал объявление имени младенца — точнее, прослушал бы наверняка, если бы Молли не толкнула его локтем в бок.
Шерлоком девочку не назвали. Уильямом и Скоттом, как ни прискорбно, тоже — остановились на скучном «Розамунд Мэри».
На выходе из церкви Мэри-старшая решительно сунула Шерлоку в руки хнычущий сверток и гневно сверкнула глазами, напомнив ему Гермиону. Преодолевая естественное в этом случае чувство брезгливости и убеждая себя в том, что это просто часть очередного дела, он перехватил сверток, тяжело вздохнул и взглянул в то, что когда-нибудь станет лицом. Оно было круглым, светло-розовым и… значительно более оформленным, чем Шерлок предполагал. У ребенка были крупные серо-зеленые глаза, которые смотрели на мир отнюдь не бессмысленно и даже как будто с ожиданием чего-то.
— Кхм, — сказал Шерлок, — значит, Розамунд Мэри.
Ребенок приоткрыл рот, а потом неожиданно поднял руку и попытался схватить Шерлока за нос. Не получив желаемого, он… она приоткрыла рот пошире и, кажется, собралась зареветь, и Шерлок быстро вернул ее родителям.
— Ты ей понравился, — непонятно с чего решила Мэри.
— Чушь, она все равно ничего не понимает, — ответил Шерлок, и тут его осенило — он нашел ответ для Лестрейда.
До конца дня его больше никто не трогал.
Впрочем, после этого дня можно было сказать, что жизнь Шерлока разделилась на «до» и «после» рождения Розамунд Мэри. Он, конечно, был бы не против абстрагиваться от ребенка с его странными потребностями, но Джон по-прежнему работал вместе с ним, а Мэри, безусловно, была одним из лучших аналитиков, с которыми Шерлок сталкивался, так что нельзя было просто взять и сбежать от Ватсонов. От всех троих.
Первые три месяца Мэри еще выполняла свои обязанности, как положено матери (во всяком случае, Шерлок был уверен, что возня с ребенком — это исключительно забота женщины), но потом все чаще Джон стал приходить на Бейкер-стрит, едва сдерживая зевоту, из чего можно было заключить, что он не спит ночами.
Потом он стал приходить вместе с Роззи. А еще через месяц они стали заявляться с Мэри вдвоем, ставили коляску посреди гостиной и садились «немного отдохнуть» на диван, и Джон, засыпая, бормотал: «Проголодается — разбуди».
Спящий ребенок не слишком сильно мешал работе — Шерлок и так не любил телефонные разговоры, а в присутствии Роззи переводил все общение в СМС или сообщения в мессенджерах. Но проснувшийся ребенок был катастрофой. Шерлок поставил эксперимент — не получающая желаемого Роззи была способна орать на одной громкости как минимум полтора часа (возможно, больше, но его барабанные перепонки этого бы не выдержали). Сложно было представить, чем и как ее успокаивает Мэри (когда не спала на диване в гостиной). Шерлок не был уверен, но интуитивно чувствовал, что шесть месяцев — слишком мало, чтобы рассматривать трупы или орудия убийства, стрелять из пистолета или играть с ножом, поэтому пытался успокаивать Роззи ее дурацкими звенящими игрушками.