Конечно, кровь
Шрифт:
Выбор представлялся весьма бедным, но разве мне оставалось что-то ещё?
Я встал, отошёл от Ч’айи, поднял «болтушку» к лицу и открыл нужный профиль.
— Куо-куо, детка.
— Куо-куо, Малыш. Ты не голоден?
Мой рот приоткрылся, а бровь изумлённо изогнулась. Я понятия не имел, что случилось с Сапфир, но тон сообщал, что с прошлого разговора настроение помощницы определённо улучшилось.
— Сапфир, милая, у меня к тебе очень важная просьба…
— Ох, Малыш, ну кто бы сомневался! — Мы общались без слепков, но я
— Очень смешно, милая, — мне пришлось натянуто улыбнуться, хотя уровень готовности к обмену традиционными шпильками сейчас равнялся нулю. Нет, он был даже многим ниже… — Но всё чуть сложнее. Дело не самое простое, требующее секретности…
— Тайна, которую знают двое… — протянула Сапфир, а на заднем фоне зашипела машина для варки чинги.
— Да-да, уже вовсе не тайна. Но сейчас я доверяю только тебе.
Она замолчала. Полязгала рожк а ми чингаварки, задумчиво причмокнула.
— Ох, Малыш, ты снова так гладко выстилаешь…
— Сапфир… — Мне не хотелось, чтобы фраза прозвучала напряжённо или пугающе, но подруга всегда умела безупречно считывать малейшие интонации, а потому даже не попыталась закончить шутку. — Это всерьёз, сисадда? Я говорю правду, всё очень важно.
— Поясни?
— Не могу. Чтобы узнать, тебе придётся снова подогреть мне чингу с сиропом… Точнее, заглянуть в чулан, где хранится сироп.
Она издала странный свистящий звук, в котором перемешались удивление, усталость, недоверие… и страх.
— Но предупреждаю, — негромко добавил я, косясь на Ч’айю, — это действительно тайна. От которой зависит моя шкура…
— Хорошо, Малыш. — Судя по фоновым звукам, Сапфир вышла из общей залы чингайны в пищевой блок или на склад. — У меня найдутся полчаса?
— Вполне.
— Тогда жди.
Связь оборвалась, и я вернулся к дивану.
Девушка по-прежнему изучала одежду. Или умело делала отстранённый вид, ведь непросто оставаться по-настоящему безучастным к бесконечным чужим разговорам в каморке на десять квадратных метров.
— Ч’айя, послушай, — позвал я, старательно подбирая слова. Та охотно развернулась на стуле, опустила измятый пиджак на колени. — Просто послушай, не перебивай, хорошо? Скоро сюда спустится моя подруга и помощница… Чу-ха, разумеется. Тише, не пугайся! Пойми, я ей доверяю. И так нужно, действительно нужно. Мы вместе расскажем ей о тебе, сисадда? Но я хочу, чтобы перед этим ты узнала ещё кое-что… Кое-что важное.
Ч’айя внимала с интересом, который недурно скрывала. Вот сквозь внешнюю прохладу в карих глазах сверкнул огонёк, но тут же угас, будто светляк в густом тумане.
— Мне трудно понять, что ты себе навыдумывала… — осторожно продолжил я, и тут же поднял раскрытые ладони, не позволяя перебить не самый простой монолог: — Правда не собираюсь поднимать ночную тему! Но знай: я буду защищать тебя. Всеми силами. Даже ценой собственной жизни, понимаешь?
В душ е гранитно скрипнуло, и я не сразу понял, что это была свалившаяся в бездну нелёгкая ноша. Действительно, правду говорить подчас очень легко. Вот только чем заполнить пустоту, образованную на месте сгинувшего камня?
Ч’айя оставалась непроницаема.
Изящно повела бровью, будто уточняя, закончил ли я, и мне пришлось кивнуть. Тогда девушка поджала губы, кивнула в ответ и невозмутимо вернулась к бесконечному изучению костюма.
Я скрыл вздох.
Что ж, непробиваемой брони не бывает, не так ли? Как любит говаривать сааду Пикири после пары-тройки порций паймы: «Путь терпения вовсе не означает, что ты должен всю жизнь просидеть в теплице, ежеминутно ожидая, когда взойдёт твоё счастье и можно собирать урожай. Он означает, что первым делом ты должен бросить зерно. И вот уже после этого можешь смиренно дожидаться всхода да набираться сил перед сбором. И главное в этом вопросе(в этом месте он обычно выпивал ещё одну пиалу) — не спешить, и ни в коем случае не торопить время»…
Не придумав, куда деть руки, я потёр ладони:
— А теперь давай-ка перекусим!
Направился к комбайну, только сейчас ощутив мощнейшую волну голода, уже не первый час сокрушавшего мои внутренности. С тоской вспоминая оставленный в «Каначанкха» заказ, я перебрал местные припасы. Что уж поделать? И пусть подвал, конечно, не ресторан «Пламенного колеса», но будет сытно…
Открыв пару банок, я вывалил содержимое в глубокие миски, добавил специй, старательно перемешал и сунул в нагревательный отсек. Ч’айя наблюдала искоса, украдкой, всё ещё держась так, словно я отнял у неё долгожданного первенца. А, возможно, даже сожрал у мамашки на глазах.
Впрочем, горячую еду девчонка благодарно приняла и умяла с завидным аппетитом.
Едва я загрузил опустевшие тарелки в моющее отделение комбайна, раздался условный стук. Ч’айе он уже был знаком, отчего девушка вздрогнула, а взгляд испуганно заметался. Знаком показав, что для тревоги нет повода, я попросил встать вне поля зрения, и подошёл к двери.
Приложился к скрытому глазку, чуть приоткрыл створку и торопливо поманил Сапфир внутрь. Та вошла вместе с запахами сырости и подвальной затхлостью; спешно, ловко просочилась в щель и втянула хвост, но сразу же недовольно склонила голову и нахмурилась.
— Послушай, Малыш, мне сейчас немного не до жутких секретных секретов, сисадда?
Несмотря на повеселевший во время недавнего разговора тон, синешкурка выглядела вымотанной и непохожей на себя привычную — пряди заметно свалялись, краска на шерсти вымылась пятнами, а резцы уже несколько дней не видели качественной чистки.
— Малыш, я понимаю, что ты обожаешь влипать в неприятности, — торопливо продолжила она, одарив меня нелёгким вздохом, — но на меня сейчас навалилось столько непредви…