Коненков
Шрифт:
Коненков молчит. Замолкает и Вера Игнатьевна. Сближения не произошло.
— Спасибо за все. Будем рады видеть вас… в гостинице, — сославшись на занятость, прощается Коненков.
Мухина пришла вскоре с ответным визитом. Но холодность не исчезла.
В тот же день, 5 января, в 419-м номере гостиницы «Москва» появился Иван Федорович Рахманов. Ученик, товарищ по поездке в Грецию, друг, которому доверялось самое сокровенное. Многим был обязан Коненков своему старому товарищу. Увидели друг друга и прослезились.
Неожиданно без приглашения, прознав, что Коненков вернулся, пришли две старые цыганки из бывшего «Яра». Незваные, да желанные. И пели, и плясали, как бывало. «Принес бог гостя, дал хозяину
6 января. В полдень приехал известный живописец-пейзажист Василий Васильевич Мешков. Отец послал его позвать Коненкова. Старый, грузный, больной Василий Никитович Мешков из дома не выходил, поэтому с нетерпением дожидался часа, когда друг сердечный, друг старинный выберется к нему.
Гость на гость — хозяину радость.
Мешков ушел, и тут же появился Александр Иванович Покрышкин. Честь Коненкову, а прославленному летчику большой интерес побывать у скульптора.
Приходили Базыкины. После того как Владимир Иванович помог Коненкову расстаться с Америкой, ему навсегда — признательность и благодарность. Впрочем, еще продолжаются хлопоты. На таможне пребывает грандиозный коненковский багаж — все, что создано им за 22 года. Сергею Тимофеевичу, когда он стал собираться на Родину, в советском консульстве от имени правительства обещали отстроить студию по его вкусу. Теперь настало время исполнения этого желания. Предстояло найти подходящее помещение и оборудовать его под мастерскую.
Эту заботу взял на себя Сергей Михайлович Орлов. Чуть ли не каждый день он появляется с предложениями. Далеко не сразу нашлось место, удовлетворившее Коненкова. Ничего не скажешь, заботливым, самоотверженным другом оказался Сергей Михайлович Орлов. В сорок шестом году он вел к завершению памятник основателю Москвы Юрию Долгорукому и, поскольку монумент намечали поставить на Советской площади напротив здания Моссовета, был в курсе строительных дел в ближайшей округе. Он-то и приглядел для Коненкова пустующее помещение на углу улицы Горького и Тверского бульвара. И не только убедил, что лучшего во всей Москве не сыщешь, на и помог юридически оформить идею устройства мастерской. Побывав на месте, Коненков составил план мастерской. Стройка шла весь сорок шестой и половину сорок седьмого года. А ему особенно запомнился серенький, слякотный зимний день, улыбающийся Садко — Сережа Орлов, его счастливые глаза: «Нашел! Нашел!..» 6 января это было. Сколько радостных встреч, сильных впечатлений вместил в себя этот день!
Следующий день был не менее напряженным. Американской жизни с ее хваленым темпом оказалось далеко до московской.
В полдень побывали у Ирины Федоровны Шаляпиной. Через нее отношения дружбы с шаляпинской семьей будут поддерживаться до последнего часа жизни Сергея Тимофеевича. Дети Шаляпина будут со всех концов земли приезжать к Коненковым. Ирина Федоровна как родная у них в доме. По пословице: «Кто сидел на печи, тот уже не гость, а свой». Сколько раз в трудные годы гражданской войны грелась она у коненковской печки-«пчелки» в студии на Пресне. Ей очаг Коненковых, где бы он ни был, в гостиничном номере, в мастерской на Тверском бульваре, — родной.
В три часа дня постучался Александр Николаевич Златовратский — товарищ молодых лет, коллега по профессии, участник работы по осуществлению плана монументальной пропаганды. Нашлись и другие старые друзья Коненкова, со всеми товарищество продолжалось. Кажется, среди своих сверстников Коненков ушел из жизни последним.
8 января 1946 года Коненкова посетил Дмитрий Дмитриевич Шостакович. О чем говорили скульптор с композитором? О Рахманинове и Зилоти, Артуро Тосканини и Леопольде Стоковском, с которыми Коненков встречался в годы американской жизни. Об исполнении в Нью-Йорке кантаты Прокофьева «Александр Невский»,
Разговор прервал приход Кончаловского. Дмитрий Дмитриевич, тихий, застенчивый от природы человек, при появлении большого, полнозвучного, мажорного, как и его живопись, Петра Петровича стушевался, умолк.
Затем были С. В. Михалков, напомнивший, что в Доме литераторов вечером ждут Коненкова писатели, и С. В. Герасимов, у которого на 19 часов в «Метрополе» назначен банкет по случаю его шестидесятилетии. Сергей Васильевич говорил, что собирается вся художественная общественность и Коненкова ждут непременно.
Уехал Герасимов, и тотчас появился фоторепортер из «Огонька» Дмитрий Бальтерманц. Коненков воспринимался как некое американское чудо. Его все хотели видеть, слышать, фотографировать. И он, удивительное дело, без труда выдерживал этот напор людского интереса и внимания. Он как бы аккумулировал изливавшуюся на пего энергию.
Элегантный, сухощавый, стройный, появился Сергей Тимофеевич в банкетном зале «Метрополя», и художники стоя приветствовали его так, словно он, а не Сергей Васильевич Герасимов нынче юбиляр. Слушали Коненкова с затаенным дыханием и горячо аплодировали обращенному к друзьям-единомышленникам, советским художникам, слову.
Около десяти вечера Коненков и Маргарита Ивановна приехали в писательский клуб. Снова речи, разговоры, острое человеческое любопытство к нему — кругу Eceнина и Луначарского, Шаляпина и Павлова. В свое время о нем писали, к нему на Пресню захаживал Александр Серафимович и Вячеслав Иванов, Леонид Леонов и Сергеи Городецкий. Близилась полночь, когда на правах старого друга Городецкий увлек Коненковых к себе. Сергей Митрофанович был интересен Коненкову как знаток русского фольклора. Их сближала глубокая любовь к народным корням отечественной культуры. А человеческая близость в пору цветущей молодости! Одним словом, Городецкий наутро был в гостинице «Москва» — поспешил на смотрины. Что сделал Коненков в Америке? Над чем сейчас работает? Сергей Тимофеевич любил наблюдать, как его произведения очаровывают зрителей. Городецкий, поэт, открытая душа, изъявлял свой восторг непосредственно и при этом афористично.
Увидев эту голову, я замер, Плененный этой мыслью вдохновенной. Из гипса делает он мрамор, Бессмертие из жизни нашей бренной.В гостиной, превращенной в мастерскую, на станках стояли некоторые из наиболее дорогих сердцу Коненкова творений американского периода, и среди них гипсовый отлив Шаляпина. Скульптор намеревался перевести его в мрамор.
Городецкий в годы войны заново написал для постановки оперы в Большом театре либретто «Ивана Сусанина». Коненковы, ведомые Городецким, несколько раз побывали в Большом театре. Слушали «Ивана Сусанина», «Кармен», «Евгении Онегина», Его тянуло к тому, в чем некогда он находил отдохновение от напряжения творчества. Были в цирке. Посещали несколько дней подряд цыганский театр «Ромэн». Подружились с Б. Н. Ливановым и отправились во МХАТ на «Мертвые души». Слушали «Реквием» Моцарта — дирижировал Н. С. Голованов. Посещали концерты Веры Дуловой и Владимира Софроницкого. Несколько раз в первый год жизни по возвращении Сергей Тимофеевич побывал в Третьяковской галерее. Примечателен и такой факт. Вместе с И. М. Майским, дипломатом-академиком, страстным поклонником коненковской пластики, Сергей Тимофеевич как-то отправился к родственникам покойного А. Ф. Микули, чтобы посмотреть на своего «Баха».