Конгрегация. Гексалогия
Шрифт:
– Не позволяй ему останавливаться, – порекомендовал он, с удивлением слыша, что его голос почти спокоен, – или он и вправду завалится. Давай шагом.
Шагом, шагом, шагом…
Мысли – шагом… шагом…
Мысли – спокойно…
– Изверг, – продолжал ворчать Бруно рядом, – куда бы ты ни спешил, ты лошадей угробишь! И если они сейчас подохнут, ты уже никуда не успеешь!
Вдруг словно очнувшись, Курт зажмурился, отгоняя все – гнев, ненависть, чувство оскорбленного самолюбия – чтобы подумать. Подумать о том, что
Его присутствие не спасет барона. Каспар продумал все до мелочей; чего бы он ни добивался, какую бы цель ни имел, он просчитал все. Были ли он агентом соседского барона, желающего скомпрометировать фон Курценхальма и заполучить его владения, или же это в самом деле был отголосок тех крестьянских тайных обществ, о которых в последний раз слышали более десяти лет назад и которые в свое время наделали столько шуму – Каспар действовал так изощренно, что Курту оставалось лишь завидовать. Ведь все время, пока он был в Таннендорфе, пока вел свое расследование, тот вовремя и запросто, исподволь, правил крестьянами этой деревни, добиваясь от них исполнения его воли.
И теперь – что теперь? Теперь разгневанная толпа разнесет замок по камешку; как это случается, Курт знал, в академии зачитывались отчеты следователей и местных светских властей о том, самом последнем восстании крестьян, чьи зверства при захвате господского замка приводили на память описания древних историков, пишущих о приходе в Рим варварских племен…
– Скажешь ты мне, наконец, что происходит! – прорвался сквозь его мысли возмущенный голос Бруно. – Имею я право знать, во что ты меня втянул!
– Мы должны… – начал Курт, помедлил и поправился: – Ядолжен… Я должен успеть вернуться в замок.
– Успеть – до чего?
– До того, как его возьмут. Я был прав. Это заговор; я не знаю его цели, но это заговор.
– Ты спросил о Каспаре; почему? Этот заносчивый сукин сын что-то натворил?
– Это он. Он все затеял.
– Что затеял?
– Все, что происходит. Он сделал так, чтобы я явился в Таннендорф – написал два доноса от имени двух разных людей, чтобы привлечь внимание наверняка, он подтолкнул меня заняться фон Курценхальмом, он настроил крестьян деревни против барона…
– И против тебя?
– Меня не это сейчас волнует, – отмахнулся Курт; тот нахмурился:
– То есть как? Тебя не волнует, что толпа бешеных мужиков хочет порвать тебя на части?
– Это моя работа. Если… – он помедлил, подбирая слова, и с усилием договорил: – Если так случится – так случится. Меня должна заботить не моя безопасность.
Бруно покосился на него с подозрительностью, нахмурившись, и фыркнул:
– Ненормальные вы все там какие-то. На твоем месте я бы в Таннендорф ни ногой; ждал бы своей поддержки где-нибудь в сторонке.
– Не имею права, понимаешь? Я обязан защитить барона и его сына,
– Как?
Курт отвернулся, понимая, что ответить ему нечего.
– Не знаю, – произнес он тихо и почти беспомощно, чувствуя, как жеребец под ним хрипло вдыхает холодный ночной воздух, тяжело ступая заплетающимися копытами. – Но я должен попытаться… Придумаю на месте. В любом случае, я должен быть там. Тебя не принуждаю, ты можешь не возвращаться. Не желаю, случись что, вешать на свою совесть еще и твою смерть.
– Как мило, – покривился тот. – Но я еду. Очень хочется посмотреть, чем все это кончится.
– Шутки в сторону, Бруно. Вполне может статься, что я туда еду умирать; тебе это нужно?
– А тебе?
– Я повторял уже не раз: я просто не имею права их бросить! – снова сказал Курт, не зная, какие еще подобрать слова. – Это… это моя обязанность, меня для этого учили… ну, в том числе…
– Неужто твое начальство накостыляет тебе за то, что ты не ввязался в безнадежное дело?
– Нет. Меня поймут, никто не станет осуждать меня, когда узнают, что тут происходило… Но я – не могу не вернуться. Я должен, понимаешь?
– Что – тот самый страх перед собой?
– Да, – обессиленно кивнул Курт. – И это тоже… Я, в конце концов, слово капитану дал, что вернусь, уж это-то ты способен понять! И вернусь – хотя бы поэтому. Если ты едешь со мной…
– Еду, – отмахнулся Бруно; он кивнул:
– Хорошо. Тогда давай быстрее, кони передохнули.
В галоп Курт переходить не рискнул – пустил коней крупной рысью, поглядывая на медленно светлеющее небо; в таком темпе до Таннендорфа было еще часа четыре, и он молился о том, чтобы лошади дотянули хотя бы до предместья. Бруно молчал, уже ни о чем не спрашивая, косясь в его сторону с непонятной тенью во взгляде, но сейчас ни времени, ни сил не было разбираться с его отношением к происходящему, Конгрегации и Курту лично.
Когда солнце уже припекало, они, наконец, въехали в лес, окружавший замок фон Курценхальма, и он подстегнул жеребца, теперь уже заставляя его нестись во всю силу; бешеный галоп кони выдержали менее получаса – всхрапнув, жеребец капитана поднялся на дыбы, роняя пену с морды, и рухнул на траву, едва не придавив собой Бруно. Развернувшись, Курт увидел, как тот медленно встает, прихрамывая и матерясь, и крикнул:
– Цел?
– Частично, – отозвался бывший студент, снова падая рядом с конем и потирая колено. – Вот черт…
Курт подлетел к нему, протянул руку, стараясь не давать жеребцу останавливаться, кивнул на седло позади себя:
– Садись.
Бруно посмотрел на протянутую ладонь скептически и усмехнулся, качнув головой:
– Плохая идея, сам ведь понимаешь. Если на твоего задохлика взгрузить еще и меня, он точно рухнет, не пройдет и минуты. Езжай один. Я разберусь.