Конкурс
Шрифт:
Она поворачивается к зеркалу.
– За работу!
Она проходится мягкой растушевочной кистью по своему фарфоровому лицу.
Не отрываясь от зеркала. Так словно мы одни в этой комнате переполненной задыхающимися звездами. Она продолжает:
– Нууу…. мы так и будем говорить обо мне?
Она становится всё великолепнее с каждой секундой. Я чувствую как мои амбидальные мышцы на спине напрягаются вытягивая мой позвоночник. Просто чувствуешь, как твое тело пытается понравиться ей. Ещё до того, как ты сам принял это решение.
– Ты просто мерзкий… одержимый жаждой доказать себе, что все, кем восхищаются в приличном обществе такие же ничтожества как ты.
Ты думаешь, что оскверняешь реликвии и готов выставить нас на посмешище, потому что стремишься к правде. Но ты лжешь самому себе: ты ищешь только мерзкие факты, только истории для желтой прессы. Потому что тебе нужна наша слава. Ты нравишься мне меньше других! Они хотя бы хотят победить, чтобы прославиться. Ты же хочешь победить, чтобы унизить других.
Дверь в коридор на секунду открывается и звуки распевки Изабель становятся пронзительней.
Мы все в шаге от катастрофы здесь.
Ваши близкие когда нибудь погибали от несчастного случая?
Он вошёл в комнату, пока мы говорили.
Кто-то огромный.
Вы когда нибудь мечтали все изменить?
Раздвигая плечами. Людей. Как айсберг сквозь колотый лед. Он дрейфует.
Я сижу, физически ощущая как тень от его мускульной массы накрывает меня с головой.
Широкие плечи. Развитый корпус.
Он словно пришел сюда, в ожидании второго раунда.
Мой страх.
Мои неоправданные притязания.
Я кошусь в сторону Евы. В ее глазах признание.
Фаворит.
Машина времени нужна нам только для того, чтобы изменить прошлое.
Он идет ко мне, словно больше никого тут и нет. Прячу глаза. Мнусь. Стараюсь незаметно сглотнуть.
На ходу он достает из кармана своих свободных шароваров коробочку.
Вы когда-нибудь хотели вернуться в тот день, когда погибли ваши близкие? В то утро, чтобы все изменить.
Это всегда кажется так просто.
Он жуёт жвачку. Размашисто. С хрустом.
Подойдя ближе, он перестаёт это делать. Он достает камеру гоупро. Берет её пальцами. И указывает ею на меня. Он снимает.
А что вы хотели? Жизнь напоказ. Он говорит:
–
Я тебя убью.
Он смотрит на меня. Во все три глаза. Этот амбал-негр выше меня на полторы головы. Он только что произнёс это.
Он молчит. Как молчат, когда не ждут ответа и не изучают реакцию. Когда говорят что-то словно должны были это сказать. Он смотрит на меня. Потом сквозь меня. Потом снова на меня. Зрачки его не двигаются. Огромные белые бельма не дрожат.
Запаха нет, потому весь воздух вокруг в одночасье куда-то делся. Я не могу вдохнуть.
– Меня зовут Ганнибал.
Он молчит. Я молчу. Мне кажется, что все молчат. Но на самом деле в гримерке стоит гвалт. Мы все в шаге от личной катастрофы каждого.
Секунда после лобового столкновения с несущимся на встречу рамным джипом. Та секунда, когда всё о чем вы думаете – это то, что секунду назад еще можно было все исправить.
Он прерывает тишину, продолжив чавканье. Мышцы на его шее напрягаются.
Голос в коридоре продолжает брать самые высокие ноты.
Ева говорит:
– Хотела бы я такие голосовые связки как у неё.
И он отходит. Словно потерял ко мне интерес.
Все тело покалывает маленькими звездочками. Каждую мышцу. Словно все тело затекло и вот сейчас кровь начинает возвращаться.
–
Знаешь зачем он нужен здесь?
Обожаю это… Когда кто-то начинает говорить обо мне в третьем лице.
– Парень из народа тоже должен попробовать?
– Охват аудитории это называется… И самое страшное, что он нужен КОНКУРСУ.
Я и не думал что окажусь замеченным в шоу полном сверкающих, как бриллианты артистов. Я просто гнилая картофелина, случайно вымытая октябрьскими дождями из грунта, по сравнению с ними.
У меня нет шоу, у меня нет хита. У меня нет шансов.
«Мы болтаем». Я молчу и пытаюсь незаметно разглядывать содержимое моего свертка.
–
Им нужен кто-то, кто будет олицетворять их идею о том, что каждый неудачник может не учась даже в музыкальной школе вот так просто взять и прийти на КОНКУРС.
Я вытащил его. Блокнот, похожий на дневниковые записи.
Ганнибал, ухмыляясь, помогает Еве отодвинуть стул.
–
Одно хорошо: такие как он бегут столкнувшись с первыми трудностями. Есть только один талант – это терпение. И его у него нет.
Я хочу сбежать отсюда. В дневнике написано. Большими буквами. На первой странице. «До начала второго раунда ты можешь сбежать».
И там приписано в скобочках. «Правилами Конкурса это не запрещено. Просто об этом не говорят».
Он поворачивает голову ко мне. Голову, но не глаза.
–
Ты ведь сбежишь?
Но это не всё. Вокруг – запах пудры. Пряный и терпкий. Я пытаюсь скрыть движение своих глаз, скользящих по рукописным строчкам в блокноте.
Ганнибал вещает:
–
Ты мерзкое ничтожество. Все твои очки – только потому что ты – жалкий. Окситоциновый гений. Притворяться бедняжечкой, притворятся среднестатистическим для того, чтобы за тебя голосовали все низы.
То самое чувство, когда ты должен был просчитать их, но они просчитали тебя. Всё, что я успел понять из дневника… Что в нем описано… как уничтожить «Конкурс».