Коновод с баржи Провидение
Шрифт:
Мегрэ подошел в тот момент, когда к сидевшим за столиком подошел молодой человек и объявил:
— У шлюза кто-то утонул.
— Ты будешь четвертым? Ламперьер все время проигрывает… Ну, и что же, этот человек погиб?
— Не знаю.
Хозяйка дремала у кассы. Официант посыпал опилками пол и загружал дровами на ночь беспрерывно топившуюся печку.
В гостинице была одна ванная комната, и та с облупившейся эмалированной ванной. Но Мегрэ все-таки вымылся в ней. На следующее утро, в восемь часов, он послал официанта
Однако официант что-то долго не возвращался, и Мегрэ уже начинал терять терпение. Ему хотелось снова оказаться на канале. Услышав вой сирены, он спросил у хозяйки гостиницы:
— Это на шлюзе?
— Может быть, у подъемного моста. У нас их три в городе.
Было пасмурно. Дул ветер. Комиссар искал дорогу в больницу, но почему-то неизменно выходил к рыночной площади, и ему несколько раз пришлось спрашивать у прохожих, как пройти в больницу.
Привратник узнал его и кинулся навстречу с возгласом:
— Вот не поверите, комиссар!
— Что?.. Он жив? Умер?
— Главный врач только что звонил вам в гостиницу…
— Ну, ну, говорите!
— Так вот, он исчез. Исчез — и все! Доктор клянется, что это невозможно, что ему не пройти и ста метров в таком состоянии. А его-таки нет!
Комиссар услышал голоса в саду, с другой стороны здания, и бросился туда. Там старик главный врач, которого он прежде не видел, отчитывал ординатора и молоденькую рыжую сестру.
— Вы не хуже меня представляете, что это такое, — оправдывался доктор. — У него же сломаны чуть ли не все ребра, но это еще не все. Он перенес падение в воду, потрясение!..
— Каким образом он ушел? — спросил Мегрэ.
Ему показали окно на высоте не менее двух метров от земли. Под окном — два больших следа и вмятина, позволявшая предположить, что коновод, спрыгнув, растянулся во весь рост.
— Вот как это было. Медсестра, мадемуазель Берта, как обычно, провела ночь в дежурной комнате. Она ничего не слышала. Около трех часов она ухаживала за больной из восьмой палаты и заглянула в десятую. Лампы были потушены, все спокойно. Она не знает, лежал еще больной на койке или нет.
— А два другие?
— Одному должны делать трепанацию — ждем только хирурга. Второй крепко спал.
— Ворота были открыты?
— Здесь ведь не тюрьма, — возразил главный врач. — И разве мы можем предвидеть, что больной выскочит через окно? У нас запирается на ночь только главный вход.
Искать следы было бесполезно. На улице, сразу за воротами, начиналась мостовая. Между двумя домами виднелась двойная шеренга деревьев, окаймлявших канал.
— Если уж говорить начистоту, — добавил врач, — я был почти уверен, что он не дотянет до утра. А раз положение безнадежно… Поэтому я положил его в десятую палату.
Мегрэ с минуту ходил по саду кругами, как цирковая лошадь. Неожиданно, попрощавшись на ходу, направился к шлюзу. Туда только что вошел «Южный Крест». Владимир с ловкостью заправского матроса бросил швартовую петлю и остановил судно. А полковник, в длинном непромокаемом плаще и белой фуражке, невозмутимо стоял за небольшим колесом штурвала.
— Ворота! — крикнул смотритель шлюза.
Оставалось не более двадцати барж, не прошедших через шлюз.
— Сейчас ее очередь? — спросил Мегрэ, указав на яхту.
— И ее, и не ее. Поскольку это моторное судно, оно имеет право пройти через шлюз раньше барж с конной тягой.
Однако же «Южный Крест» — увеселительная яхта, такие здесь проходят редко, и для них не очень строго соблюдают правила… К тому же, если учесть, что владелец яхты дал речникам на чай… Делайте выводы сами, комиссар. Конечно, сейчас пройдет «Южный Крест».
Речники суетились вокруг затворов.
— А где баржа «Провидение»?
— Она загораживала дорогу судам. Сегодня утром она поднялась на сто метров по течению, чтобы пришвартоваться перед вторым мостом… Какие новости о старике?
Мне эта история дорого обойдется. В принципе я должен сам проводить суда через шлюз, но если бы я это делал, у нас каждый день была бы очередь из ста барж. Сами посудите: четверо ворот, шестнадцать затворов. К тому же, знаете, сколько мне платят?
Смотрителю пришлось отойти от комиссара, потому что Владимир протянул ему документы и чаевые.
Воспользовавшись паузой, Мегрэ пошел вдоль канала.
На повороте он заметил «Провидение» — он теперь узнал бы ее издали среди сотни барж. Из трубы струился дымок, на палубе никого не было, все люки задраены.
Он хотел подняться на баржу по заднему мостику, ведущему в жилище хозяев, но передумал и пошел по широким сходням, по которым на баржу водили лошадей.
Один из щитов, накрывавших конюшню, подняли, и оттуда выглядывала голова лошади.
Заглянув в конюшню, Мегрэ увидел такую картину: распростертая на соломе темная масса — и склоненная с кружкой кофе в руке уроженка Брюсселя.
Удивительно нежно, по-матерински, она шептала:
— Ну, давайте, Жан! Пейте, пока горячий! Вам будет легче, старый безумец. Хотите, я поддержу вам голову?
Но Жан не шевелился, он смотрел вверх и, должно быть, видел голову Мегрэ.
Комиссару показалось, что на исполосованном марлевыми наклейками лице блуждает ироническая улыбка.
Старый коновод попытался поднять руку, чтобы оттолкнуть чашку, которую ему подносили к губам. Но рука упала, бессильная, морщинистая, мозолистая, испещренная синими точками, должно быть, остатками давней татуировки.
Глава 9
Врач
— Вот видите! Он вернулся, как раненая собака возвращается в конуру.