Консерватизм в прошлом и настоящем

Рахшмир Павел Юхимович

В качестве социальной опоры консервативной политики Бисмарк рассматривал прежде всего социальные элементы с сильными пережитками сословных представлений: крестьян, ремесленников, торговцев. Бисмарк и близкие к нему консерваторы младшего поколения надеялись использовать антикапиталистические настроения этих слоев, убедить их в том, что землевладельцы являются их естественными союзниками против эксплуататоров-фабрикантов и банкиров. Идеи в духе «феодального социализма», бонапартистская практика Луи Наполеона нашли отражение в его речах 1848–1850 гг., в которых проводилась мысль о мобилизации сельских и городских мелких собственников против буржуазии. В планах Бисмарка мобилизовать массовые слои населения бонапартистский момент все более доминировал над архаичным «феодально-социалистическим». Поэтому позднее ему было проще перейти к бонапартистской политике

и в более широком плане. Если консерваторы старого закала действовали преимущественно при дворе, в армии, среди бюрократии, то их молодые коллеги взяли на себя прессу, массовую работу: создание всякого рода ферейнов (союзов), организацию митингов, собраний, вербовку среди населения. Внешне это выглядело как разделение труда, на самом же деле между старыми и молодыми консерваторами были серьезные противоречия. Герлахи не сразу раскусили Бисмарка, а тот не торопился раскрывать карты, понимая, что это может повредить его карьере.

В области внешней политики Бисмарк руководствовался принципом «государственного интереса», который в данном конкретном случае имел точки соприкосновения с буржуазным национализмом того времени. Для эпохи 1789–1871 гг., как отмечал В. И. Ленин, были характерны могучие, захватившие миллионы буржуазно-прогрессивные, национально-освободительные движения; буржуазный национализм выполнял тогда прогрессивную миссию, расправляясь с феодальным и чужеземным гнетом^{123}. Когда Бисмарк и поддерживавшие его силы взяли на себя миссию объединения Германии «железом и кровью», они тем самым перехватывали историческую инициативу, чтобы не допустить объединения страны на прогрессивной основе. В этом и заключался смысл так называемой бисмарковской «революции сверху».

В отличие от старых консерваторов Бисмарк более трезво оценивал германскую буржуазию, видел зыбкость ее либеральных идеалов, социальную трусость. Получив колоссальные возможности для обогащения, буржуазия фактически отреклась от политического либерализма; буржуазная национал-либеральная партия стала для Бисмарка даже более надежным союзником, чем собственно консервативные партии и группировки. Консерваторы-традиционалисты сначала критиковали Бисмарка за то, что он нарушил принцип консервативной солидарности и разбил ее былой оплот — Австрию в войне 1866 г. Кроме того, их негодование вызвала бесцеремонность Бисмарка по отношению к мелким государям, с чьих голов, в нарушение принципа легитимизма, летели короны, а владения включались в Германский союз, преобразованный в 1871 г. в империю. Прусские традиционалисты из группировки Герлаха — Шталя были обеспокоены угрозой того, что юнкерство растворится в объединенном германском государстве, утратит свою политическую гегемонию. Конечно, консерваторам разного типа импонировали победы прусского оружия, они не могли не восхищаться дипломатическим искусством канцлера. Но его действия не укладывались в рамки консервативных воззрений, а его безудержный динамизм вызывал серьезные опасения. Бисмарк не был к тому же партийным политиком в обычном смысле слова: он всегда стремился к свободе рук. Его тяготила зависимость даже от близких по духу партий; он предпочитал бонапартистский путь.

Хотя между консерватизмом и бонапартизмом немало общего, это отнюдь не идентичные явления. Бонапартизм, в частности, отличается чрезвычайно широким диапазоном политических действий: от крайне правых репрессивных методов до весьма серьезных уступок массам. Для него характерно использование гибкой тактики, предполагающей постоянное обращение к массам, постоянную их обработку. Бонапартизму тесно и в схеме «либерализм-консерватизм». В какой-то мере он родственен абсолютизму, прежде всего своим балансированием между различными социальными силами.

Подобно абсолютизму, бонапартизм содержит практически весь основной спектр политических методов. Бонапартистскому диктатору приходится быть и львом и лисицей одновременно. Поэтому бонапартизм шире, чем консервативная политика сама по себе.

Диапазон бисмарковской политики также выходил за собственно консервативные пределы. В реформах Бисмарк мог зайти дальше не только либеральных консерваторов, но и умеренных либералов, а в репрессиях бывал жестче правых консерваторов. Репрессии и реформы, кнут и пряник Бисмарк обычно использовал одновременно. Так, параллельно с «исключительными законами» против социалистов (1878–1890 гг.) «железный канцлер» провел серию беспрецедентных по тем временам законов о социальном страховании рабочих, обогнав в этом отношении другие капиталистические государства, в том числе и «либеральную» Англию. Страхование вводилось по болезни, несчастным случаям и потере трудоспособности. Причем жертвы несчастных случаев на производстве получали пособие в течение 13 недель, а утратившие трудоспособность — небольшую пенсию. Затем в самом конце правления Бисмарка (в 1889 г.) был принят закон о пенсиях по старости начиная с 70 лет.

Первоначально Бисмарк, следуя бонапартистским рецептам, пытался, по словам Ф. Энгельса, «организовать себе собственный лейб-пролетариат, чтобы с его помощью держать в узде политическую деятельность буржуазии»^{124}. Отсюда его флирт с Ф. Лассалем и лассальянцами, т. е. правым течением в германской социал-демократии. Скоро, однако, выявилась несостоятельность таких расчетов. В дальнейшем перед Бисмарком, когда речь шла о рабочем движении, всегда вставал грозный призрак Парижской коммуны, и страх часто брал верх над склонностью к маневрированию.

По отношению к социал-демократии Бисмарк был непримирим, не верил в возможность ее интеграции в существующую систему. Незадолго до смерти отставной канцлер так изложил свои взгляды по социальной проблематике, ядром которой было отношение к социал-демократам: «Когда-то социальный вопрос можно было разрешить полицейскими средствами, теперь потребуются военные»^{125}.

В конце 70-х годов Бисмарк перешел от политики балансирования между юнкерством и буржуазией к «политике сплочения» на основе союза наиболее могущественных фракций господствующих классов. «Под покровительством Бисмарка, — признавал умеренно-консервативный экономист Г. Шмоллер, — возник союз крупного капитала и крупной земельной собственности»^{126}.

Решительная политика Бисмарка ослабила и без того хилый буржуазный либерализм. В результате консервативного союза буржуазии и юнкерства была выбита почва и из-под либерального варианта консерватизма. В буржуазно-аристократическом союзе доминирующую политическую роль сохранили феодально-аристократические элементы. Не случайно В. И. Ленин характеризовал германский империализм как «юнкерски-буржуазный», ставя на первое место прусское юнкерство, сумевшее сохранить политическую гегемонию вплоть до Ноябрьской революции 1918 г. И этим оно в немалой степени обязано «железному канцлеру» О. фон Бисмарку.

Хотя Бисмарк оставался в основном консерватором-традиционалистом, в его политическом стиле уже имелись черты, предвосхитившие экстремистский консерватизм империалистической стадии. В борьбе не на жизнь, а на смерть, писал он в своих размышлениях и воспоминаниях, «не разбираешь, каким оружием пользуешься и что при этом разрушаешь»^{127}. Было бы, конечно, упрощением проводить прямую линию связи между «железным канцлером» и нацистским фюрером. Однако нельзя и отрицать того факта, что бисмарковская политика способствовала возникновению праворадикальных тенденций в политической и духовной жизни кайзеровской Германии, а от них уже тянулись нити к фашистской реакции.

В Англии аристократическо-буржуазный синтез начался гораздо раньше, чем в Германии, и происходил более органично; соотношение сил между партнерами было более сбалансированным. Как уже отмечалось, большой шаг в превращении консервативной партии в аристократическо-буржуазную сделал Р. Пиль. Он ввел в обиход термин «консервативный», чтобы избавить тори от идентификации исключительно с землевладельцами и объединить всех, кто заинтересован в сохранении существующих порядков. Реализация этого плана происходила, однако, в обстановке, не во всем благоприятствовавшей консерваторам. В 1846 г. они пережили раскол. Более двадцати лет после этого им не удавалось, за исключением коротких эпизодов, пробиться к власти. Благоприятная экономическая конъюнктура, казалось, свидетельствовала о правоте либералов, утверждавших, что «невидимая рука» рыночного механизма, если только не мешать ей, обеспечит оптимальное решение экономических и социальных проблем. В качестве «мастерской мира» благодаря либеральному принципу свободной торговли Англия завоевала внешние рынки, а энергичная внешняя политика лидера либералов Пальмерстона способствовала расширению колониальной империи. Консерваторам, чтобы выйти из политического тупика, не оставалось ничего другого, как обратить против либералов их собственное оружие. И в этой ситуации исключительную гибкость и тактическое мастерство проявил лидер консервативной партии Б. Дизраэли, удостоенный королевой Викторией титула лорда Биконсфилда.