Консерватизм в прошлом и настоящем
Шрифт:
Основная задача комитета, как отмечает современный консервативный историк Д. Рэмсден, состояла в том, чтобы «создать впечатление, как это умел делать Дизраэли, что консервативное действие более ценно, чем слова либералов»{142}. Объектом пристального внимания его деятелей был рабочий класс. Об этом свидетельствовали, например, неоднократные высказывания Ф. Э. Смита, постоянно делавшего упор на то, что «одной из первейших задач просвещенной консервативной политики» должно стать «удовлетворение пролетариата»{143}.
В целом, однако, английский консервативный реформизм развивался в русле течения политической мысли, которое именуется в современной исторической литературе социал-империализмом.
В Италии в роли активного теоретика консервативного реформизма выступал один из корифеев буржуазной политологии Г. Моска. Государственный разум, утверждал он, должен проявляться в «инициативе по улучшению положения низших классов»: это «единственный образ действий, способный привести к мирному решению так называемого социального вопроса». Отсюда Моска выводил «политическую формулу»: «умеренное вмешательство правительства в распределение богатств, его спокойные, здравые, но вместе с тем энергичные действия»{144}.
Примерно такую же точку зрения отстаивал крупнейший итальянский «либеральный консерватор» С. Сонино. Он настойчиво указывал на необходимость некоторых реформ в том случае, если они осуществляются постепенно. Обязательной предпосылкой таких реформ, по мнению Сонино, должно быть «сильное государство» и «сильное правительство». Характеризуя отношения труда и капитала, он всячески подчеркивал важность задачи, которая состоит в том, чтобы убедить рабочих, что «капитал не рассматривает их как врага, а, наоборот, видит в них помощника и союзника»{145}.
В Испании консервативно-реформистская политика была связана в это время с именем Э. Дато, неоднократно занимавшего посты министра и премьер-министра. Правда, единственным конкретным результатом этой политики явилось создание Института социальных реформ (так и не вышедшего в своей активности за пределы словесных пожеланий), а позднее — министерства труда, призванного осуществлять государственное регулирование отношений между трудом и капиталом.
В Австро-Венгрии вариант консервативно-реформистской деятельности реализовался усилиями Кербера, возглавлявшего правительство Габсбургской империи на протяжении первых пяти лет XX столетия. Результатом этой деятельности явилось введение начал социального законодательства, хотя и весьма робкого по сравнению с тем, которое уже существовало в некоторых европейских странах.
В ряде случаев консервативно-реформистская политика проводилась умеренными консерваторами в союзе с либеральными партиями. Так было, например, в Германии, где в начале XX в. сложился политический альянс консерваторов и либералов под руководством канцлера Б. Бюлова. Главной, скрепляющей силой альянса был страх перед рабочим движением, а проводимые реформы рассматривались как плата за изоляцию левых, социалистических сил. Уже находясь не у дел, Бюлов, оценивая свою политическую стратегию, писал: «Наша современная монархическая и консервативная система… может пасть лишь в том случае, если объединятся социализм и либерализм, рабочие и мелкие буржуа… Я всегда стремился дискредитировать социал-демократию в глазах образованной буржуазии…»{146}
Фактический, хотя официально и не зафиксированный, союз умеренных консерваторов и правых либералов сложился во Франции в период пребывания у власти А. Бриана.
Нечто подобное, несмотря на многие различия основных параметров общественной жизни, наблюдалось и в Соединенных Штатах Америки. Социально-политический курс президентов Т. Рузвельта и В. Вильсона в целом вписывался в рамки либерального варианта буржуазного реформизма. Однако в нем с самого начала содержался и солидный консервативный элемент. При этом соотношение между либеральными и консервативными компонентами в их политике было весьма динамичным. Сам Т. Рузвельт субъективно тяготел к консерватизму. «Он рассматривал себя, — писал американский историк Г. Колко, — как консерватора, стремившегося избежать революционного хаоса путем привнесения в индустриальную структуру разумного контроля»{147}. Отсюда его постоянное стремление добиться «взаимопонимания» между капиталистами и рабочими — задача, которую он считал «значительно важнее законодательства»{148}.
Свидетельством возросшей роли консервативного реформизма служили также сдвиги в установках католической церкви. До последнего десятилетия XIX в. она была самой надежной и непоколебимой опорой традиционалистского консерватизма. Любые новации, даже самые умеренные, трактуемые с позиций консерватизма, отвергались ею с порога. Опубликование в 1891 г. папской энциклики «Рерум новарум» («Новые времена») знаменовало собой существенные перемены в позициях Ватикана. При всей своей направленности против глубинных социальных перемен, против демократии и социализма, эта энциклика провозглашала поддержку церковью умеренных социальных реформ, ориентировала клир на активизацию деятельности в рядах рабочего класса и т. д.
Правда, идеи, изложенные в энциклике, нашли поддержку далеко не у всей церковной иерархии. Значительная часть католического клира оставалась на консервативно-традиционалистских позициях. Она всеми силами поддерживала тех консервативных деятелей, которые не только не приняли консервативно-реформистской политики, но и рассматривали своих единомышленников, выступавших за более гибкую стратегию, чуть ли не как «изменников» делу консерватизма. При этом многие консерваторы-традиционалисты заняли столь экстремистские позиции, что лишь немногим отличались от правых радикалов.
Большую активность проявляли представители экстремистского течения в Германии, где у них сложились самые тесные отношения с влиятельными кругами крупного монополистического капитала, задававшими тон в так называемом Центральном союзе германских промышленников (ЦСГП). Важной опорой консерваторов-экстремистов служил также Союз сельских хозяев, в котором заправляли аристократы-аграрии.
Показательна в этой связи та борьба, которую вели крайние консерваторы против умеренных консервативных правительств сначала Б. Бюлова, а затем Т. Бетман-Гольвега. Газета ЦСГП называла Бюлова не иначе как «катедер-социалистическим» канцлером. Кабинет Бетман-Гольвега ультраконсерваторы считали «слишком либеральным». Чрезмерным либералом был для них даже сам кайзер Вильгельм II. Наиболее крайние, экспансионистские позиции занимали консерваторы-экстремисты и в области внешней политики. Особенно отличался в этом отношении так называемый Пангерманский союз, объединивший в своих рядах наряду с влиятельными аристократами-аграриями, представителями чиновной знати и крупными промышленниками верхушку консервативно настроенной интеллигенции.
В Италии и Франции правый консерватизм экстремистского типа, будучи тесно переплетен с крайним шовинизмом, фактически превратился в разновидность правого радикализма с явно протофашистскими чертами. Крайне правый итальянский консервативный идеолог Д. Преццолини требовал, например, чтобы буржуазия, защищая свои интересы, пускала в ход против социалистического рабочего движения силу оружия. Лучше быть «аристократией разбойников», чем сборищем либеральных трусов — таков был лейтмотив его нашумевшей статьи, посвященной анализу теорий элиты{149}. Главный политический теоретик итальянского национализма А. Рокко требовал «внутренней социальной консолидации посредством формирования национального сознания и прочной дисциплины»{150}.