Конспекты на дорогах к пьедесталу
Шрифт:
– Слушай, дорогой, ты сказал, что сдаёшь лёгкую атлетику и гимнастику. Бегать, прыгать – это нормальный экзамен. А гимнастика зачем?
– Вместо специализации, – пробурчал конькобежец, всё ещё немного с досадой. Красивый кавказец в белом его теперь не впечатлял: «Как можно поступать в институт физкультуры и не знать имён прославленных спортсменов?»
– Ничего не понимаю. – То, что летом негде сдавать экзамен на коньках, ему в голову не приходило. Армен провёл по мышцам брюшного пресса на макете, что висел рядом с очередью, потом по своим. Его анатомия была явно несовершенна.
– Я тоже не панимаю, – встрял в разговор ребят худенький, но жилистый азиат, сидевший рядом с девушкой с пакетом. Ловкими пальцами паренёк навязывал узлы из обычной бельевой верёвки. – Я – тоже гыруппа одын-одын, конный сыпорт, и ошень любулю Ринат Дасев, а мене надо сыдавать ыксамен по опп.
– Чего? – конькобежец замер в полушаге.
Вся очередь посмотрела на парня с верёвкой.
– Опп – опышая пизическая падгатовка: от лавочка обжиматься, пресс качать, палка далеко бросить, бегать многа, – крупные белые зубы обнажились в улыбке на его луноподобном матовом лице.
– А-а, – выдохнул Малкумов, – так бы и говорил: легкая атлетика, – про остальное он плохо понял. Азиат опять улыбнулся:
– А я так и гаварю – опп, – губы, очерченные контуром, казались на фоне кожи бледными. Кавказец подошёл совсем близко к азиату. Глаза его искрились:
– Слушай, а лошади твоей чэво сдавать?
Паренёк из Азии сморщился и заморгал, зачем-то показывая накрученные узлы верёвки. Юлик громко засмеялся:
– Стипль чез! – Теперь очередь оглянулась на конькобежца. Он, словно пробуя рельеф макета на твёрдость, постучал по нему костяшкой указательного пальца и пояснил: – Бег с барьерами.
Очередь выдохнула, Малкумов кивнул, азиатский паренёк опять сморщился:
– Какими бариерами? Зашем бариерами? Мой кон во Прунзе остался.
– Где-где?
– Во Пырунзе. Город мой. Столица Кыргызии. Панимаешь?
– А-а, во Фрунзе! Ясно, – конькобежец весело улыбнулся и поочередно пригладил свои тонкие усики, – далековато живёшь, – заключил он, хотя знал, что в МОГИФК поступают школьники из разных уголков страны. Азиат напрягся: что думает «конкобежес» о его Родине? Хотя все республики в стране имели одинаковый статус – советских социалистических – отношение к прибалтийским, например, было почему-то совсем не таким, как к азиатским.
Для Шандобаева не было на Земле места краше и лучше его Киргизии. Где горы с хрустальными вершинами умыты летними дождями, засыпаны снегами, где разливается перед ними озеро Иссык-Куль, такое же чистое, как знаменитый Байкал.
– Да. Ошень далеко я живу, – согласился азиат, изучая лицо Юлика. – Пырунзе – три шаса и ещё полшаса на самолёте. А ты отыкуда?
– Из Харькова, паря.
– Это Укыраина, да! – обрадовался золотокожий парнишка. – Я там был мыного раз. Кырасивая Укыраина. Ба-алшая-преба-алшая.
– Точно. Тебя как зовут? – конькобежец протянул руку теперь и азиату.
– Серик.
– Как? – Юлик еле сдержал смех. Не заметив подвоха, азиат повторил с достоинством:
– Серик. Шандобаев.
– Это что – имя такое или прозвище? – Армен подтянул повыше молочно-кремовые брюки и сел перед парнишкой на корточки. Серые белки глаз кавказца контрастировали с красными азиата.
– Пошему не имя? – совсем не обиделся Серик. – Это по-русски некырасиво зывушит, а по-казахски Серке – вожак, лидер. Вапще я – казах, но живу в Кыргызии.
– Как интересно. А зачем верёвка? – вдруг поинтересовалась девушка с пакетом.
– Дыля думат шитобы. Панимаеш: сидыш, берёбка курутиш и думат карашо.
– Про что думать-то? – Армен пожал плечами: «Чего голову ломать: беги быстрее, толкай ядро дальше. Всего делов!». Но казах произнёс мечтательно, почти поэтично:
– Пыро горы, пыро Прунзе, пыро кониа.
– А коня как звать? – снова полюбопытствовала девушка. Серик признательно улыбнулся.
– Берик. Зынашит «кырепкий», – гордо и спешно ответил наездник, предупреждая вопросы. Но тут конькобежец всё же не выдержал:
– Охренеть: Серик на Берике, значит? – шевелюра Юлика затряслась.
– Зачем смеёшься, брат? Красивое имя, – Малкумов встал и крепко пожал руку нового знакомого из Фрунзе. Ему, как представителю народной диаспоры, обида товарища была ясна: над кавказцами тоже частенько подтрунивали потому, что на русском они говорят смешно. «Но говорят же, понять можно». Что одеваются иначе. «А сами-то смешные – джинсы напялят по самые-самые…, ни сесть, ни встать». Что женщин любят и комплименты им часто делают. «Потому что русские мужики пить любят. И женам если изменяют, то ругаются потом с ними навсегда. А на Кавказе все друг друга любят, никто не ругается и каждый своё место знает». Мысли смуглого красавца прервала девушка в кедах.
– Тебе имя Серик понравилось? – уточнила она для верности.
– Берик! – пояснил Армен. – Да и Серик – тоже неплохо. Сразу ясно, откуда родом. Вот я из Нальчика. Кабардино-Балкария, – он поднял вверх указательный палец. Девушка протянула что-то похожее на «угу» и уточнила:
– Это на Кавказе?
– Точно, красавица! – гордо ответил Армен.
Юлик прищурился:
– А ты кабардинец или балкар?
– Армянин. А папа у меня – грузин, – кавказец смотрел на всех свысока.
Девушка в кедах нахмурила лоб:
– Это как так?
– Это кто-то, где-то, когда-то, кого-то, – Юлик закусил губу, прихватив даже ус.
– Зачем кого-то? – нахмурился Армен. – Ты армян не знаешь? Ты Игоря Тер-Ованесяна не знаешь?
– Тер-Ованесяна знаю даже я, – вставила девушка в кедах.
Армен подошёл к ней и несколько раз пожал руку.
– Да, богатая география у наших абитуриентов, – произнёс конькобежец уже задумчиво.
С минуту все молчали, потом девушка в кедах чихнула, достала из пакета огромный клетчатый платок, высморкалась и снова обратилась к Армену, подпиравшему стену: