Константин Великий. Сим победиши
Шрифт:
Чтобы делить ложе с неопытной в любовных делах, совершенно незнакомой девочкой?
Она поднялась и робко подошла к нему. Он стал развязывать пояс, перехватывавший ночное одеяние новобрачной. Это был старинный обычай, символизировавший покорность жены перед мужем. Однако геркулесов узел никак не поддавался. Император злился.
Выпитое вино дало о себе знать, он не смог сдержаться и громко рыгнул. По лицу Фаусты мелькнула тень отвращения. Константин самому себе стал противен. Наконец, разобравшись с узлом, он нервным движением стянул пояс и отбросил его в сторону. В их
С тех пор у них все наладилось. Благодаря Фаусте он почти забыл Минервину, о ней ему напоминал лишь Крисп, когда спрашивал о своей маме.
Императрица была высокой и, пожалуй, слишком крупной для девушки из высшего круга, но рядом с мощным Константином они смотрелись гармонично. Длинные темные волосы, изящно подведенные брови, яркие зеленые глаза выделялись на фоне немного грубоватых черт лица.
Несмотря на то что отец Фаусты был императором, ее род восходил к простым иллирийским крестьянам. Изящество и утонченность знатных патрицианок были ей чужды. Их заменяли энергия и здоровье, которыми дышал ее облик, особенно когда она улыбалась, обнажая два ряда белоснежных зубов со слегка длинноватыми клыками.
Порой она казалась Константину ласковой волчицей. Для римлян это было особое животное. Капитолийская волчица вскормила своим молоком брошенных на берегу Тибра младенцев Ромула и Рема, будущих основателей Рима. Идеалом женщины для римлян была покорная, заботливая матрона и в то же время сильная, грациозная и опасная волчища.
– Максенций – твой брат, – нарушил молчание Константин. – Если я… если со мной что-то случится, он тебя не тронет. Пообещай мне сделать все, чтобы спасти Криспа.
– Не говори так. – Фауста испуганно заглянула ему в глаза. – С тобой не может ничего случиться, ты победишь!
Он впервые с начала подготовки к походу признался кому-то в своих сомнениях:
– Максенций может выставить против нас около шестидесяти тысяч. Ты представляешь, сколько это? Я надеялся, что часть этих войск будет в Африке, а другая занята восстанием в тылу у самого Максенция. Похоже, Фортуна отвернулась от меня.
– Тогда отступи!
– Проявить слабость все равно что вынести себе приговор. Лициний, Максимин Даза и Максенций тут же объединятся против нас. Для них будет не важно, кто правит законно, а кто узурпатор. Грядет гражданская война, и для начала им нужна легкая цель. Пути назад отрезаны. Со щитом или на щите.
– Значит, ты победишь! – уверенно сказала Фауста. – Сколько бы тысяч ни собрал Максенций, они против тебя ничто!
– У меня совсем не ладятся отношения с твоей семьей, – улыбнулся Константин. – Твоя старшая сестра ненавидит меня, я посадил ее старшего сына под арест, хотя должен был казнить за попытку захватить власть.
– Феодора мне не сестра, – фыркнула Фауста.
– Твой отец поднял против меня мятеж, а затем пытался убить. Твой брат объявил мне войну. Ты же понимаешь: я не смогу пощадить Максенция. Его преступления слишком тяжкие.
– Поступай как должно.
– Тебе его совсем не жаль? – Этот вопрос вырвался у него невольно.
– У меня нет никого, кроме тебя! Я для них ничего не значу, дочь или сестра, им все равно, если меня уже нельзя выгодно выдать замуж. Для Максенция я такой же враг, как и ты. Куда ты, Гай, туда и я – Гайя.
– Жаль, что я не так грозен, как герой Куско-хват, – попытался пошутить император. – Тогда лягушки Максенция сами бы разбежались, увидев меня.
– Сам Зевс бы тебя испугался и начал метать молнии, а потом послал бы ужасных крабов, чтобы не дать мышкам Константина и лягушкам Максенция перебить друг друга.
– Боги редко вмешиваются, чтобы спасти кого-то: кровь побежденных для них подношение. Они даже Трою не спасли.
– На все их воля, – вздохнула Фауста. – Я рада, что этот противный старик наконец ушел. Он так долго простоял у шатра. Твой брат велел стражникам его не трогать, но мне все равно хотелось прогнать старика.
– Почему? – удивился Константин. – Чем тебе не угодил епископ Осий?
– Я не люблю христиан, – ответила она брезгливо. – Это религия рабов.
– Моя мать – христианка.
– Ты никогда не говорил об этом! – поразилась Фауста.
– У любых стен могут быть уши. Мы редко с тобой действительно остаемся наедине. До недавнего времени христиан преследовали, а врагов у меня хватает.
– Поэтому твой отец с ней развелся?
– Нет, он сделал это, чтобы стать императором. Против ее веры отец ничего не имел. Она иногда читала мне о пришествии Доброго Пастыря. Мне нравилось, хотя я уже почти все забыл. Христианами могут быть не только рабы. Жена и дочь Диоклетиана поклонялись Христу.
– Они отреклись от Него, когда Диоклетиан открыл им глаза, – заявила Фауста.
– Вернее, он заставил их отречься, как только начались гонения, иначе ему бы пришлось заточить в темницу собственных жену и дочь, – поправил супругу Константин. – Многие последовали их примеру, но далеко не все. Когда моему отцу доложили, что христианство стало вне закона, он собрал всех своих офицеров, что были христианами, и приказал им принести жертвы Юпитеру, угрожая жестокой карой тем, кто откажется. Некоторые подчинились, но большинство предпочли наказание. Тогда отец прогнал тех, кто был готов отречься от своей веры, ведь они с такой же легкостью предали бы и его.
– А тех, кто готов был ее отстаивать, он не только не наказал, но и наградил, – закончила фразу Фауста; эту историю она знала прекрасно.
– Мой отец никогда не был христианином, но не боялся окружать себя ими.
– Христиане ходят по дорогам с оружием и кошелями, набитыми монетами, предлагая путникам деньги, чтобы те убили их, а если встречные отказываются, то сами нападают, – не сдавалась Фауста. В этот момент она напоминала обиженную девочку. – Они враги рода человеческого, ненавидят наш мир и мечтают поскорее вознестись!