Конституирование и природа индивидуализации
Шрифт:
– А что можно выбирать и новый пол? – почему-то спросил я, хотя на самом деле это меня мало интересовало, я был уверен в положительном ответе.
– Естественно, – ответил Марк, – я сам, по-моему, не меньше сотни раз выбирал женский пол. Но понятно, что для этого требуются предварительные биологические коррекции.
– Получается, что вашем мире нет понятия биологической смерти, но есть смерть как психический и духовный феномен. Наверное, изменилась и семья, и образ жизни человека, и основные социальные институты?
– Вы Марк, правы, семьи в вашем понимании у нас нет. Хотя любовь и совместная жизнь людей разного или одного пола играют даже большее значение, чем в ваше время. Самое трудное для нас – выбрать тот или иной тип жизни и развития, ведь они могут быть самыми разными. Чуть легче решить, нужно ли продолжать жить или уже пора уходить со сцены жизни.
Неожиданно появился Николай, быстро поклонившись Марку, он увлек меня прочь из комнаты. Я даже не успел попрощаться и поблагодарить одно из своих будущих продолжений.
– Закрываются переходы между мирами, мы должны спешить, – объяснял на ходу Дзен. Возьмите мою руку…
Когда я полу проснулся, сновидение уже начало распадаться
34
Розин В. М. Проникновение в мышление: История одного исследования Марка Вадимова (методологический роман). – М., 2002, 2006.
Подведем главные итоги. На мой взгляд, проделанный здесь анализ показывает, что подход от социальной инженерии, человека вообще, преображения не выдерживает критики. Альтернатива – рассмотрение интересующей нас темы с точки зрения личности и политики. При этом все равно нужно решать проблему отношения «личность – общество – массы», «политика – массовое социальное действие». Эта проблема встала еще в античности, вероятно, впервые для Платона. Будучи утопистом, в том плане, что считал вначале аргументы разума неотразимыми, причем для всех, Платон по мере неудач в политике пришел к другому убеждению: для масс нужны законы и устрашение. «Должно быть, уже очень скоро, – пишет Х. Арендт, – Платон обнаружил, что истина, а именно такие истины, которые мы зовем самоочевидными, понуждает ум, причем это понуждение, хотя оно ненасильственное, сильнее, чем убеждение или аргумент. Однако с принуждением через разум есть проблема: ему поддаются лишь немногие, и поэтому возникает вопрос о том, как обеспечить, чтобы многие (т. е. люди, множество которых, собственно, и составляет политический организм) могли подчиняться тем же истинам. Здесь, конечно, необходимы иные средства принуждения»… В «Государстве» Платон «затрагивает самую глубинную причину конфликта между философом и полисом. Он рассказывает о том, как философ теряет способность ориентироваться в человеческих делах, как его взор поражает слепота, как его ставит в тупик неспособность сообщить об увиденном (о том, что душа видела до своего рождения – небо, богов, идеи. – В. Р.) и как это оборачивается реальной опасностью для его жизни. Именно оказавшись в этом тупике, он обращается за помощью к тому, что он видел, к идеям, делает их мерилами и эталонами (речь у Арендт идет о том, что вначале идеи Платон понимает как «свет истины», но затем как нормы поведения, адресованные другим людям. – В. Р.) и наконец, в страхе за свою жизнь использует их как орудия власти… Платон рассказывает довольно пространные истории о наградах и воздаяниях в загробной жизни: он надеялся, что многие воспримут их буквально, и завершал большинство своих политических диалогов тем, что советовал немногим рассказывать эти истории многим. Учитывая, как сильно эти истории повлияли на представления об аде в религиозной мысли (вот уж, поистине, ад вымощен благими намерениями. – В. Р.), нелишне отметить, что изначально они были придуманы для сугубо политических целей» [35] .
35
Арендт Х. Что такое авторитет // Между прошлым и будущем. С. 163, 166–167, 169.
Особая проблема, крайне актуальная для нашего времени, каким образом политика, общество и личность существуют и практикуются в условиях обособления от общества государства и его институтов, а также действия достаточно эффективных социальных «практик вменения» (идеологии, пропаганды в СМИ, запугивания и контроля со стороны силовых структур и прочее). Для России это обычный социальный фон, но и для Запада распространенные практики. В результате государству и властным элитам удается поставить под свой контроль общественные движения, направленные на изменения существующего социального порядка и отношений. Можно привести один интересный пример: во что вылилось движение за социальную справедливость, инициированное Солом Алинским в США. «Если попытаться оценить эффективность экспериментов Алинского и его последователей в отношении заявленных ими вначале целей, – пишет Жешко, – т. е. посмотреть, в какой мере эксперименты и начатое им движение social organizing привело к ожидаемым им результатам, то здесь, как я пыталась показать, Алинского бы ждало сильное разочарование. Он, как иссследователь и экспериментатор, заметил это отчасти сам в последней главе «Правил».
Эксперименты, начатые во имя развития местной демократии, подорвали самые основы демократии на местном уровне. Отстранение (выпадение) рядовых американцев от политической жизни в конце XX века стало еще более массовым, чем в 1960-х. В заметной степени снизилась роль организаций, таких как профсоюзы, политические партии, добровольные организации в демократическом процессе, а именно в прямом представительстве интересов ее членов. Одновременно резко повысилась роль этих же организаций в манипулировании коллективными средствами и мнением своих членов. Руководство организаций типа ACORN с самого начала вело прямой диалог, поверх голов ее членов, с крупными политическими игроками – государством, партиями и большим бизнесом. Предложенная Алинским модель вовлечения граждан в решение своей судьбы через организации и формула демократии как “организации организаций” оказались не способными решить эту задачу. Одна из причин непригодности его модели, как показал опыт ACORN, состоит в том, что члены организаций быстро теряют контроль над собственной организацией и превращаются в её пешек. Организации, созданные Алинским и его последователями, оказались захваченными и контролируемыми той же самой “номенклатурой” что и социальные институты» [36] .
36
Жешко (Браун) И. Модель организации Сола Алинского // Философия управления: методологические проблемы и проекты. ИФРАН. М., 2013).
Принципы методологии подсказывают, что корректная реализация антропологического подхода предполагает рефлексию и демонстрацию представлений о человеке, которые исповедует исследователь или философ. Я утверждаю, что не имеет смысл размышлять о человеке вообще (такого феномена для положительного мышления, наверно, не существует), зато есть различные дисциплины, где используются вполне определенные представления и концепции человека, и на основе этого делаются конкретные выводы. Вот эти области и проблемы в них и требуется осмыслять и изучать. Например, имеет смысл антропологическая проблематика в философии техники, в учении о телесности, в осмыслении тьюторской педагогики и во многих других областях знания и практики. Но эта проблематика везде разная и обсуждается она на основе разных концепций человека. Можно обсуждать методологию исследований в этих областях, но вряд ли онтологию человека как такового. Такая онтология может не существовать вообще, или мы еще не доросли до ее обсуждения. Поэтому проанализируем конкретные антропологические исследования, осмыслим их и тогда, возможно, придет черед обобщениям и конфигурированию. Но может и не придет, все зависит от того, что мы поймем к этому времени. Как говорится, давайте поспешать, не торопясь.
4. Кризис воспитания по Х. Арендт
Рассмотрим теперь работу Ханны Арендт «Кризис в воспитании» [37] . Начинается она с тезиса, который, как можно понять из вышеизложенного, мне достаточно близок: не теряя из вида общего контекста, брать для анализа конкретные явления (в данном случае речь идет о кризисе воспитания в Америке), причем, утверждает Х. Арендт, этот кризис имеет политическую природу. «Даже, – пишет она, – если кризис в воспитании затрагивает весь мир, все равно характерным для него остается то, что его самую крайнюю форму мы обнаруживаем в Америке – уже потому, что, возможно, только в Америке кризис воспитания стал по-настоящему политическим фактором… Разумеется, технически это легко объяснить тем, что Америка всегда была страной иммиграции; очевидно, чтобы вплавить элементы чужих народностей (чудовищно трудный процесс, никогда не доходящий до конца, но все же постоянно удающийся сверх ожидания) можно только через школы, путем воспитания и американизации детей иммигрантов… с самого начала утвердился идеал воспитания с руссоистским окрасом (и к тому же непосредственно восходящий к Руссо), предполагающий понимание воспитания как средства политики, а самой политической деятельности – как формы воспитания» [38] .
37
Нужно иметь в виду, что в американской педагогике понятия воспитания и образования сближены и обозначаются одним термином «education». Переводчик почему-то не оговорил это обстоятельство и переводит все случаи только как воспитание, хотя по смыслу того, о чем пишет Арендт, ясно, в одних случаях речь идет о воспитании, а в других об образовании.
38
Арендт Х. Кризис в воспитании // Между прошлым и будущим. С. 261, 263.
Помимо указанного фактора иммиграции к политике в области воспитания (не прямо, а в плане мировоззрения) Х. Арендт относит еще два: понимание воспитания как введения в новый мир и цель американского государства и общества – преодоление бедности и социальной несправедливости. «Для Америки всегда было формообразующим принципом то, что сегодня по-прежнему печатается на каждой однодолларовой купюре novus ordo seclorum (новый мировой порядок). Иммигранты, вновь прибывшие, служат стране гарантией того, что она представляет собой новый порядок. Смыслом нового порядка, основания нового мира в противовес старому, было и остается упразднение бедности и кабалы» [39] .
39
Там же. С. 262. Вот, например, как понимали идеологи движения, инициирумого американским социалистом Солом Алинским, социальную справедливость. «Мы не стараемся захватить власть или богатство. Истеблишмент также имеет право на них. Однако мы хотим иметь в них нашу справедливую долю (fair share)”. Основатель ACORN (организации сотрудничавшей с Алинским) Вейд Ратке в разговоре с единомышленником ответил на вопрос о целях и идеологии ACORN еще прямее: “помогать людям с низким и скромным доходом получить то, что им по праву принадлежит”. На вопрос, что же им по праву принадлежит, он ответил с улыбкой: “Все!”. Взятые вместе эти заявления наглядно отражают социальную базу и риторику движения, которое тридцать лет спустя, в 2008, приведет к присяге своего президента» (речь идет об Обаме, он начинал свою карьеру в одной из групп движения Сола Алинского. – В. Р.) (Жешко (Браун) И. Модель организации Сола Алинского).
Что при этом понималось под социальной справедливостью? По меньшей мере, два момента. Во-первых, то, что бедные, цветные, безработные, мигранты, низко образованные, проигрывающие другим в конкуренции живут значительно хуже, чем богатые, белые, работающие, образованные, удачливые в работе и бизнесе, причем вторые получили свои преимущества за счет первых (за счет кражи, эксплуатации, несправедливого распределения и т. п.). Во-вторых, при этом были нарушены естественные, неотъемлемые права людей.
В какой мере справедливы утверждения Х. Арендт о том, что проблемы воспитания в Америке в плане социальных оснований имеют политический характер? Думаю, что они вполне обоснованы. Если политика, по Арендт, предполагает участие свободных и равных в политическом отношении граждан в решении судеб своей страны, то вопросы о новом мире, борьбе с бедностью и несправедливостью, воспитании как одном из главных инструментов решения этих задач, действительно, относятся к компетенции политики. Другое дело, вытекают ли из этих политических установок педагогические принципы воспитания, которые перечисляет Арендт: господство абстрактных идей (как оборотная сторона потери «здравого смысла»), предоставление детям свободы в отношении управления своим поведением, сведение роли учителя как предметника к минимуму, прагматическое направление образования, когда учат не знаниям, а умениям и практике. «Что касается самого воспитания, – пишет Арендт, – эта иллюзия, проистекающая из пафоса нового, имела самые серьезные последствия только в нашей стране. Прежде всего, она дала целому набору современных теорий воспитания, первоначально возникших в Центральной Европе и поражающих невероятным смешением смысла и бессмыслицы, возможность осуществить под вывеской «progressive education», прогрессивного воспитания, радикальнейшую революцию всей воспитательной системы… Важно то, что во имя каких-то теорий, неважно, плохих или хороших, были попросту отброшены все правила здравого смысла… Эти губительные меры можно схематично представить как последствия трех основополагающих убеждений, каждое из которых знакомо нам даже слишком хорошо. Первое состоит в том, что мир детей и, соответственно, общество, создаваемое самими детьми, самобытно, и надо по возможности оставить управление ему самому… Второе основополагающее убеждение… привело к тому, что на протяжении десятилетий к вопросу об образовании учителей в области преподаваемого предмета относились с полнейшим пренебрежении… Третье убеждение состоит в том, что знать и изучить можно только то, что ты сделал сам, а его применение к воспитанию столь же примитивно, сколь и очевидно; оно заключается в том, чтобы, насколько это возможно, заменить изучение практикой» [40] .
40
Арендт Х. Кризис в воспитании. С. 265, 269, 271, 272.