Конституирование и природа индивидуализации
Шрифт:
Вторую концепцию можно назвать «постмодернистской». Ее можно пояснить на примере фильма Тарковского «Сталкер». Если соотнести его сюжет с интересующей нас темой, то получим такой сценарий. Главный герой «Сталкер» ведет по «зоне» двух других героев – «Писателя» и «Профессора»; конечная цель пути – «комната», которая по слухам выполняет желания того, кто ее достигает. Точного маршрута в комнату «Сталкер» не знает, поскольку зона как аномальное космическое явление постоянно меняет свой облик, создавая ловушки, угрожающие неосторожному спутнику смертью. По мере продвижения к цели смысл опасного путешествия меняется: становится понятным, что главное – не найти комнату, а кардинально переосмыслить свою жизнь [47] . Так вот, в постмодернистском варианте педагог тоже не знает точного маршрута, по которому нужно вести своего подопечного, причем по многим причинам (не только потому, что изменились социальные условия). Тем не менее, он его ведет, ориентируясь на свои знания и опыт, осторожно пробуя разные ходы, и что существенно, «ведя самого себя», т. е. не только, помогая своему подопечному, но и открывая для себя в педагогической работе смысл и путь собственной жизни [48] .
47
«В первых вариантах сценария был ядерный взрыв, петля времени и золотой круг вместо комнаты. После долгой
https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A1%D1%82%D0%B0%D0%BB%D0%BA%D0%B5%D1%80_(%D1%84%D0%B8%D0%BB%D1%8C%D0%BC).
48
В этом отношении тьютора можно сравнить с «человеком пути», о котором пишет М. Мамардашвили в «Лекциях о Прусте». «Самое главное в тексте Пруста наглядно виден путь человека. А “путь” по определению, если брать это слово с большой буквы, это путь, по которому человек выходит из какой-то темноты: из темноты своей жизни, из темноты впечатлений, из темноты существующих обычаев, из темноты существующего социального строя, из темноты существующей культуры, своего “Я”, ее носителя, и должен пойти куда-то, куда светит указующая стрелка его уникального личного опыта… И вся жизнь в каком-то смысле состоит в том, способен ли человек раскрутить до конца то, что с ним на самом деле случилось, что он на самом деле испытывает и что за история вырастает из его предназначения». Раскрывая смысл «пути», Мамардашвили фактически отсылает читателя к трансцендентальной реальности: «Предназначение человека состоит в том, чтобы исполниться по образу и подобию Божьему. Образ и подобие Божье – это символ, поскольку в этой сложной фразе я ввел в определение человеческого предназначения метафизический оттенок, то есть какое-то сверхопытное представление, в данном случае Бога. Но на самом деле я говорю о простой вещи. А именно: человек не создан природой и эволюцией. Человек создается. Непрерывно, снова и снова создается. Создается в истории, с участием его самого, его индивидуальных усилий. И вот эта его непрерывная создаваемость и задана для него в зеркальном отражении самого себя символом “образ и подобие Божье”. То есть человек есть существо, возникновение которого непрерывно возобновляется. С каждым индивидуумом и в каждом индивидууме» (Мамардашвили М. Лекции о Прусте. М., 1995. С. 155, 156, 58, 59). Конечно, это одна из интерпретаций пути человека, но, мне кажется, его можно взять как идеал жизненного пути педагога-тьютора. Другое дело, что этот идеал не единственный.
Третий вариант, близкий к постмодернистстскому, к которому я и склоняюсь, можно назвать «гуманитарно-методологическим». Здесь почти все то же самое, что и во втором случае, но только тьютор сознательно продумывает свой путь и работу, а также использует при этом разнообразные знания и практики (о человеке, его становлении и развитии, антропологические практики и техники и прочее). Рассмотрим этот вариант подробнее.
Я исхожу из того, что тьютор не столько указывает путь и способ идти по нему, сколько помогает на этом пути. Не столько направляет в смысле управления, столько инициирует активность и желания идти у своего подопечного. Не просто советует, а скорее обсуждает вместе со своим подвизающимся его проблемы и ситуацию. Это похоже на принципы работы в недирективной психотерапии. Приведу один из примеров такого подхода, а именно принципы работы психотерапевта Павла Волкова. Хотя речь у него идет о психотиках (шизофрениках, шизойдах и пр.), мы вполне можем извлечь пользу из анализа принципов его работы, ведь психотерапевт тоже ведет своего пациента, причем, решая более сложную задачу (он должен помочь больному выйти из деформированной реальности в нормальный мир).
«В процессе работы с психотиками, – пишет П. Волков, – я пришел к незамысловатой “идеологии” и несложным принципам. Самое главное доверительный контакт больного и врача возможен лишь при условии, если врач принимает точку зрения больного. Это единственный путь, так как больной не может принять точку зрения здравого смысла (именно поэтому он и является больным). Если пациент чувствует, что врач не только готов серьезно его слушать, но и допускает, что все так и есть, как он рассказывает, то создается возможность для пациента увидеть во враче своего друга и ценного помощника. Как и любой человек, больной доверится лишь тому, кто его принимает и понимает (обратим внимание – врач как друг и помощник, как понимающий и принимающий. – В. Р.)…
Больной в случае доверия может посвятить врача в свой бред и начать советоваться по поводу той или иной бредовой интерпретации. Таким образом, врач получает возможность соавторства в бредовой интерпретации. В идеале психотерапевт будет стремиться к тому, чтобы пациент со своим бредом «вписался», пусть своеобразно, в социум. В бредовые построения врач может вставить свои лечебные конструкции, которые будут целебно действовать изнутри бреда…
Психотерапевту следует развивать тройное видение. Он должен уметь одновременно видеть проблемы пациента так: а) специалист-психиатр, б) просто здравомыслящий человек, в) совершенно наивный слушатель, который верит каждому слову психотика и считает, что все так и есть, как тот говорит. Последнее видение с необходимостью требует способности живо ощутить (то есть не только умом, но и своими чувствами) психотический мир…
Я являюсь сторонником Юнговского принципа, что вместе с каждым больным нужно искать свою неповторимую психотерапию» [49] .
Здесь стоит отметить два разные момента: собственно гуманитарную стратегию мысли (идея неповторимой, под конкретного человека психотерапии, совместного движения психотерапевта и больного, удерживание одновременно двух планов – понимание человека через живое общение и взаимодействие и как заданного теоретическими психологическими представлениями) и стратегию, которую можно было бы назвать “троянским конем”. Эта стратегия состоит в том, чтобы, установив контакт с пациентом, повести его, способствовать формированию у него поведения, которое с объективной точки зрения выглядит абсолютно нормальным, а затем и на самом деле становится нормальным [50] . Для этого, во-первых, переинтерпретировались события деформированной реальности, во-вторых, вводился новый уровень управления поведением, состоящий в имитации для остальных людей нормального поведения.
49
Волков П. Разнообразие человеческих миров. М., 2000. С. 457–460.
50
Вот одна из бесед Волкова со Светой, страдающей от шизофрении; она считала, что ее преследуют. «В обобщенном виде то, что я пытался донести до Светы, звучит примерно так: Я знаю, что ваши действия понятны, но кому? Вам и мне. А окружающим? Согласитесь, что окружающие видят лишь ваше внешнее поведение, оценивают его стандартной меркой, по которой оно получается ненормальным… Для госпитализации нужен повод, и вы его давали… у вас есть выбор: либо продолжать жить по-прежнему и с прежними последствиями, либо вести себя не нарушая писанных и неписанных договоров, тем самым избегая больниц…
Нельзя обменяться душами и личным опытом. У нас есть вариант. Первый: каждый старается доказать свою правоту, при этом никакая правда не торжествует и между нами конфликт. Второй: каждый соглашается, что все имеют право на свою правду и свой миф, при этом в глубине души считает правым себя, но в реальных отношениях корректен и строит эти отношения не на расхождениях, а на сходстве. Если люди не хотят конфликта, они должны строить свои отношения на общих или нейтральных точках соприкосновения, не претендуя на общепринятость своих мифов» (там же, с. 492–496). Важными моментами помощи и исцеления Светы были также общение, поддержка, культивирование всех положительных аспектов жизни. Чтобы пройти сквозь психоз, отмечает П. Волков, «нужно иметь направление и ориентир, нужно иметь непсихотические ценности и смыслы, которые сохраняются даже на высоте психоза. У моей больной такие ценности есть. Дочь Оля, работа, собственное творчество. Смысл, освещая жизнь, гонит вместе с душевным мраком все привидения» (там же, с. 498).
Второй план работы П. Волкова состоял, с одной стороны, в культивировании всех здоровых стимулов жизни своего пациента, с другой – в блокировании форм поведения, исходящих из деформированной реальности. Этапы работы Павла Волкова были следующие.
Прежде всего он старался заслужить доверие своего подопечного. Для этого ему нужно было хотя бы временно войти в пессимистическую (деформированную) реальность своего пациента, принять ее как свою. Этическая сторона подобного «вчувствования», погружения в реальность больного состоит в честном принятии его личности, проблем, переживаний, видения. На этой стадии терапии психиатр искренне пытается понять, почувствовать своего подопечного, не схематизировать его, не подгонять под существующие концепции личности. Врач сохраняет открытыми все свои чувства и способности, чтобы принять сложную, амбивалентную личность своего подопечного.
Нащупав контакт с пациентом, войдя к нему в доверие, став на время как бы таким же больным (сохраняя, однако, здоровым свое Я), психиатр вступает во вторую стадию лечения. Он пытается нащупать те «пораженные» психические структуры и реальности своего пациента, которые предопределили его психическое состояние. Мало того, что психиатр должен погрузиться в пессимистическую реальность, пройти те круги ада, в которые тот оказался ввергнут, врачу каким-то образом необходимо воздействовать на своего пациента. По характеру это воздействие, безусловно, является гуманитарным: одно сознание против другого, реальность больного против реальности психиатра, не одно сознание, а два, не одна реальность, а две.
В данном случае психиатр не может отделаться только своими профессиональными навыками, больной требует всех его сил, может быть даже высшего напряжения его сознания. Спасая жизнь своего пациента, психиатр прибегает к любым средствам, позволяющим изменить реальность суицидента: повлиять на его мировоззрение, изменить шкалу ценностей, вдохнуть в него новую жизнь, силы и энергию. Часто больного удается вывести из штопора суицида, но жизненных сил у него не прибавляется, и в следующей сложной жизненной ситуации человек снова оказывается у роковой черты. Вариантов здесь бесконечное число. Но направление усилий понятно: вывести больного из пессимистической реальности и способствовать изменению его ценностей, повышению жизненности, стимулировать сознательное отношение к своей жизни и судьбе. Идеал – выздоравливающий становится на путь сознательного, умного делания себя, работы над собой, борьбы со своей пессимистической реальностью – ради жизни, радости, полноты бытия [51] .
51
Розин В. М. Психология: теория и практика. М., 1997. С. 39–40.
Безусловно, тьютор – не психотерапевт и его подопечный – не психический больной. Но в обоих случаях мы имеем дело с гуманитарной реальностью и мышлением, о которых писал Михаил Бахтин. Не субъект и объект, а два субъекта, не просто действия в отношении другого, а совместная жизнь с ответственностью ведущего перед ведомым [52] . Такая постановка вопроса, предполагает, конечно, что речь идет не просто об учащемся, а о личности. Личность же, как отмечалось выше, это человек, действующий самостоятельно, выстраивающий свою жизнь, преодолевающий, как пишет В. С. Библер, социальную и культурную обусловленность. Само собой, что тьютор должен быть личностью, но и его подопечный (ведомый) тоже – личность. А следовательно, подопечный и ведом тьютором, и ведет (направляет, конституирует) себя сам; как отмечал еще Ф. М. Достоевский, человек непрерывно себя сочиняет, и это его «сочинение» входит в его сущность. Учитывая это обстоятельство, и тьютор может правильно вести своего подопечного только в том случае, если предполагает его встречную активность.
52
«Науки о духе, предмет – не один, а два “духа” (изучаемый и изучающий, которые не должны сливаться в один дух). Настоящим предметом является взаимоотношение и взаимодействие “духов”» (Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М., 1979. С. 349). «Что же гарантирует внутреннюю целостность личности? – спрашивает Бахтин, и сам же отвечает: только единство ответственности. С личностью мы имеем дело там и тогда, где и когда человек принимает на себя ответственность за себя, свое бытие и свои поступки… Однако бытие личности – всегда со-бытие, личность всегда находится в напряженном взаимодействии с миром других людей, и потому любой ее поступок с необходимостью включает ответственность не только за себя, но и за другого (других)… общий нравственный, гуманистический пафос подхода Бахтина радикально отличается от получивших распространение в психологии структурно-функциональных, ролевых, системных и других, в сущности, утилитарно-прагматических трактовок личности» (Братченко С. Л. Концепция личности: М. Бахтин и психология. // М. М. Бахтин и философская культура XX века. Проблемы бахтинологии. Вып. 1. Ч. 1. СПб., 1991. С. 70–71) http://hpsy.ru/public/x2885.htm.
Но что значит правильно и, вообще, куда тьютор склоняет (инициирует) идти своего подопечного? Чтобы понять это, вспомним о политике в смысле Ханны Арендт. Если бы она обсуждала нашу проблематику, то, вероятно, сказала бы следующее. Тьютор и ведомый (учащийся) – две свободные и равные личности, и они вместе обсуждают проблемы, волнующие ведомого, думают, как ему образовываться и жить, как поступать в определенных ситуациях. Различие, утверждаю уже я, в двух вещах: тьютор имеет опыт решения подобных проблем, и его роль помочь подопечному в их решении, последний же подобного опыта не имеет, и его задача прислушаться к тьютору и взять его советы.