Конструктор
Шрифт:
Но все равно длина посадки была чрезмерной. Андрей Николаевич сказал мне ориентироваться на сто метров посадочной полосы, а «ТОг» тормозил лишь на ста восьмидесяти — и это лучший результат. Обычно за двести метров выходило. Оставалось одно из двух: или уменьшать подлетную скорость, или уже работать не с самолетом, а с судном, ставя тормозную систему уже на него.
Можно было в принципе проработать оба варианта. В итоге на этом и остановился.
Уменьшения подлетной скорости я смог достичь аж двумя вариантами: в первый раз поменял двигатель самолета на менее мощный, а во второй поменял тянущий винт с моего трехлопастного на двухлопастной,
Единственное что я понял в ходе работы — самолет для авианосца и сам корабль — две части одного целого. Если у нас действительно хотят создать свой авианосец, придется мне в скором времени отправляться на какую-либо верфь, чтобы скооперироваться с конструкторами корабля. Поэтому в работе я не сильно спешил. Заботы о собственной квартире и стройке съедали львиную долю моих сил и внимания.
В марте Туполев лично прошелся по коллективу, собирая взносы на создание народного гражданского воздушного флота.
— Сам товарищ Ленин первым внес шесть рублей на такое благое дело! — подзадоривал Андрей Николаевич окружающих. — Так что не жмотимся, товарищи, для всей страны стараемся. Сами же будем потом летать на закупленных самолетах.
Эти взносы были покупкой подписки на акции Российского Общества Добровольного воздушного флота — «Добролет», прародителя известного мне в будущем Аэрофлота. Фактически же можно было сказать, что по инициативе большевиков люди «скинулись» себе на флот. Самолеты покупались не из налогов, не изымались, а приобретались на такой вот причудливый сбор.
Вскоре закончился пятый класс и я смог больше времени уделить стройке. Кирпичи для двух домов были заготовлены, место под строительство определено, проекты домов утверждены, и с середины июня я уже по полдня таскал кирпичи, скрепляя их с помощью строительного раствора. Дело спорилось, и я предвкушал, как к осени уже буду въезжать в новую квартиру с отдельной только моей комнатой.
В середине лета на мой двенадцатый день рождения Андрей Николаевич сделал мне шикарный подарок — набор чертежных инструментов. Катя смогла достать клубники и сделала мне сладкий подарок, а ребята из отряда в качестве подарка целый день отработали на стройке моего дома, благодаря чему были полностью возведены стены и крыша, а также вставлены окна. Осталось лишь отделать здание внутри и можно въезжать.
Отделкой занимались уже без меня. Ребята свои дома уже тоже достроили, но без дела сидеть не стали. В августе в Москве правительство запланировало выставку — прообраз будущего ВДНХ. Подготовка к ней шла еще с момента выхода декрета ВЦИК, то есть с декабря прошлого года. Но вот наши смогли присоединиться лишь в конце июля. Я с удивлением узнал, что на выставке покажут даже «мои кирпичи».
Павильонов оказалось много. Были и тематические, и по регионам-республикам, и даже пример двух деревень: старой
Первого сентября отец получил ключи от квартиры в доме, который я строил. Сама квартира двухкомнатная, строго по той планировке, которую я когда-то накидывал схематично заводскому архитектору. Располагалась она на втором этаже. Всего этажей три. Маленькая комната по размеру как две трети от нашей старой, а большая комната в квартире была, как если бы мы две наши комнаты в единое целое объединили. Еще и кухня не отделялась от остальной территории, визуально добавляя пространства.
Счастливо вдохнув запах краски и побелки, я улыбнулся и констатировал:
— Жить можно!
Глава 15
Осень 1923 — зима 1924 года
Переезд в новую квартиру растянулся на целую неделю. Но самым сложным оказалось не перенести вещи, а расстаться с Катей. Девчонка никак не хотела меня отпускать и всерьез собралась жить в моей комнате со мной!
— Кать, а как же твоя мама? — пытался я воззвать к голосу ее разума.
— У нее Володя есть, — отрезала пигалица, имея в виду нового ухажера матери и показывая, что не к чему мне взывать.
Но я не оставил попыток.
— Катя, она переживать будет. Она тебя любит, но понимает, что вам вдвоем тяжело. Потому и стала встречаться с Владимиром. А ты уйдешь — ей очень больно будет.
— А мне не больно? — на глазах Кати выступили слезы. — Папы больше нет. И мамы будто тоже нет! С работы придет — и сразу уходит. Хоть бы раз спросила, что у меня в школе. Что я делаю. Ей все равно! Исчезну я, она и не заметит.
— А давай проверим, — хмыкнул я в ответ. — Одну ночь у нас проведешь, и посмотрим — будет она тебя искать или нет.
Мои родители к этой идее отнеслись резко отрицательно, но я сумел их убедить провести «эксперимент». И для чистоты они не должны были ничего Татьяне говорить.
Как я и думал, уже в середине ночи к нам в дом примчалась мама Кати. Облегченно выдохнула, увидев дочь, и тут же накинулась на нее с криком и слезами. Даже выпороть хотела. Еле оттащили. Зато для девчонки лучшего примера, что она ошибается, и мать ее любит, и придумать сложно. После этого они обе ушли к себе домой, оставив наконец нас в тишине и покое… который продлился, пока Настя не проснулась, потребовав к себе внимания.
Осень началась еще одним событием — Борька тоже поступил в школу, сразу в пятый класс, оказавшись на один класс младше меня. Я-то уже в шестой пошел. У Поликарпова он занимался в основном расчетом электрики в самолете — необходимую мощность батарей, количество и размещение проводов, сбор их в общую схему. Чем дальше, тем больше авиация требовала своей электрификации. У нас в ОКБ даже шутили, что увеличение электрики в самолете — наш ответ на выполнение плана ГОЭЛРО. В целом же дела у друга шли замечательно. Кроме поступления в школу я торжественно принимал его в пионеры перед всем отрядом, на ряду еще с пятью его одноклассниками. В отряд все также допускали лишь самых лучших, поэтому и взяли не весь новый поток пятого класса. Те, кто не получил заветный красный галстук и такого же цвета пилотку, жутко завидовали счастливчикам. Условие для их приема они уже знали — подтянуть учебу, вести себя достойно, чтобы взрослые не жаловались, помогать старшим и участвовать в жизни класса.