Консул Содружества
Шрифт:
– Да, сениор капитан.
– Хорошо. Если мы достигнем поверхности Виндхайма, но канал связи потеряет стабильность, вы должны выждать тридцать минут и действовать так, как если бы борт-два был уничтожен. Если канал связи сохранит стабильность, но при этом лично я с «Юнгером» по каким-то причинам связаться не смогу – и в этом случае вы должны считать борт-два уничтоженным. То есть стремиться к экстерминации всеми доступными средствами.
Плохо я понимаю язык официальных приказов такого уровня, да еще после мордобоя и паралича. Но основную мысль я понял.
Мы – взвод смертников.
«Юнгер» – корабль-смертник.
Все подчинено одной цели: чтобы Вальдо живым-здоровым добрался до пси-мастера.
А если Вальдо не повезет и по дороге его пришьют, тогда «Юнгер», в свою очередь, должен угробить пси-мастера.
При этом, если в игру вступит «Юнгер», пси-мастер будет уничтожен заодно с Воинами Обновления. Ведь аннихиль-торпеде не скажешь: «Голубушка, вот этого, этого и этого, пожалуйста, аннигилируй. А добрых дяденек и тетенек с Яшкина не трогай».
И если Вальдо готов пожертвовать Воинами Обновления, значит, и Вукуб-Цикин, то есть Севериной, тоже. А какие варианты?
Хорош гусь наш капитан… Я, признаться, был об Эверте более высокого мнения.
– Сениор капитан!
– Слушаю, Голдсмит.
– Новая информация о флоте Центавра. В системе Рубрука задействованы две оперативные группы. Первая, которую мы вначале посчитали ударной, видимо, действует как отвлекающая. После подхода подкреплений ее численность оцениваю по косвенным данным в пятнадцать боевых единиц. Действует за пределами дальности наших СОН, в районе временной базы кровернов на спутнике Рубрука-6. Вторая, ударная группа обнаружена только что. Находится на пределе дальности наших СОН в районе внешнего кольца астероидов. Отчетливо различаю двадцать две боевых единицы, в том числе по меньшей мере один крейсер-носитель…
Переговоры между Голдсмит и Вальдо были полностью открытыми, то есть транслировались каждому из нас. Видимо, Вальдо хотел, чтобы мы поконкретнее прониклись важностью момента. Куда уж конкретнее!
– …Фактически Центавр отважился направить сюда главные силы колониального флота. Это делает честь их мундиру, но с военной точки зрения…
Единственным настоящим центаврианцем на борту «Юнгера» был Кизи Кен Аман. Вот такая диковина: центаврианец в правительственной пехоте! Практически всегда представители расы Ц выбирали для службы свои национальные, или, точнее сказать, колониальные войска.
Услышав о появлении главных сил флота соотечественников, Кизи Кен Аман вскочил и выкрикнул некий динамичный, видимо, рифмованный лозунг на своем родном языке.
– От Магеллановых Облаков до Гиад, от Плеяд до туманности Андромеды все разумные существа боятся бронзовых воинов чистой крови!.. – автоматически перевел милитум. – А кто не боится – тот лишен разума, – заключил милитум с непривычным притормаживанием в конце каждого слова. Даже машина, кажется, была обескуражена центаврианским прямодушием.
«А кто не боится – тот лишен разума, – повторил я по инерции. – В данном случае это как раз про самих центаврианцев. Так что, Бышковиц, ты был не прав: йориры Центавра – не трусливое дерьмо. И с ушами у них все в порядке. В смысле, не прижаты они вовсе, а гордо расправлены от Магеллановых Облаков до туманности Андромеды. Сколько минут они намерены продержаться против кровернов, интересно?»
– Отлично, Голдсмит! Лучше не бывает! Время выступать. Лейтенант вае Литта… ускоренный старт!
– Слушаюсь, сениор капитан!
Мы находились в планетолете, который, в свою очередь, находился на грузовой палубе высадочного катера. Все было амортизировано: и грузовая палуба, и планетолет, и наша экоброня. Но тряска пошла такая, будто мы снова оседлали галопирующего тираннозавра.
Маршевые двигатели катера были запущены прямо здесь, внутри док-камеры! Мы еще сохраняли полную неподвижность на направляющей стартовой катапульты, но уже газовали вовсю.
Ага. Вот сейчас от катерного бокса действительно лучше держаться подальше. Наша ионная струя может, пожалуй, и герметизацию дверей нарушить…
А потом – пинок!
Клюшкой – по спине!
Бейсбольной битой – по груди!
Кувалдой – по голове!
Честное слово, и в десантном катере штурмовой пехоты летать несладко. Но вот ускоренного старта на мою долю раньше не выпадало. Иначе разорвал бы контракт. Плюнул бы на пять лет штрафных каторжных работ – и разорвал!
От Лорелеи до самого Виндхайма шли непрерывным скользящим зигзагированием, из-за чего сердце то вваливалось в легкие, то размазывалось по грудине.
Меня вырвало. И, думаю, не одного меня.
Не знаю, что творилось в Пространстве. Вальдо закрыл канал переговоров с Голдсмит и пилотами катера.
Он, наверное, получал едва ли не ежеминутные доклады из обоих источников, но делиться с нами информацией не желал. Оберегал, видать, нашу этическую и интеллектуальную невинность. А может, просто по-хорошему не хотел, чтобы мы наложили в штаны.
Оно и верно: что толку нам было бы услышать, например, что «Юнгер» агонизирует, а корветы кровернов готовятся поджарить нас вместе с катером секунды через полторы?
А потом катер ка-ак рвануло! И я подумал: вот оно, наше «счастливое растворение».
Оказалось: вошли в атмофсеру. Колотун был такой, будто совершаем жесткую посадку на галечный пляж. Гасим скорость, стало быть, витки над головами кровернов наматываем. Ой, саданут по нам сейчас…
Минут пять еще свиста и рева, а потом – повторный рывок!
Вошли во вторую атмосферу? Так она вроде бы одна.
– Катер поврежден! Лейтенант, открывайте аппарель грузовой палубы, а затем катапультируйтесь! Гайдамака, покидаем борт на ходу!