Консул Содружества
Шрифт:
– А сколько до Виндхайма?
– Уже рукой подать. Ближе, чем от Луны до Земли.
– Это ж как не повезло парням с Центавра, которые здесь работали, – к разговору подключился сердобольный Бышковиц.
– Так им и надо, – проворчал Пак. – Все эти центаврианцы, догеанцы, майянцы твои, – Пак недобро зыркнул на меня, – марсиане… Не люди они вовсе! У них мозги уже давно съехали на жопу! Это надо же было додуматься: припереться сюда, неближний свет от Центавра, между прочим, чтобы за метеорами гоняться и целые горы на Виндхайме спиливать. Будто бы другого
– А что им было делать? – резонно возразил Шарон. – Это же закритические технологии. Ты смеешься – производство МУГ-конвертеров! Ты представляешь, сколько нужно материи транскомпрессировать, чтобы сделать одну такую «микроволновку», какая у нас на рейдере? А изменение масс макрообъектов в системе может разболтать орбиты. Представь, если б такими вещами занимались прямо в Солнечной системе. Тут и оказалось бы, что Луна должна свалиться на Землю лет эдак через пятьсот, а до этого Венера с Меркурием обнимутся и поцелуются.
– Какой ты умный! Тебя бы к нам на «Ласточку» в свое время… Дерьмом все пахнет. Дерьмом, – заключил Пак. – Вся проклятая система ходуном ходит, кроверны рыщут, а мы в комету спрятались и думаем, что умнее всех. Это добром не кончится.
Бышковиц смял банку из-под пива, поднялся и засунул ее в ближайший утилизатор.
– Я другого не понимаю, – сказал он, возвращаясь. – Колония эта – центаврианская, верно? И охранялась она не правительственными войсками, а, как их…
– Йорирами, – подсказал я.
– Ну да, драчунами этими. Когда мы здесь появились, кроверны как раз наваляли их сторожевой флотилии по первое число. Потом кроверны блокировали Рубрук-7 – недаром же мы на их модуль ПКО напоролись. Изучили, гады, нашу тактику. А потом они высадили десант, верно?
– Вроде верно, – кивнул я.
– Так почему же, черт побери, неделя уже прошла, а центаврианцы не попытались взять реванш? Кишка тонка? Это ж их колония, насквозь родная! Я понимаю – была бы корпоративная, Содружества. Или там частная, какого-нибудь Жо-Жо зеленоухого. Тут ясно. После Глокка в штабах боятся этого нового оружия кровернов, которым они Седьмую эскадру сделали. Но у центаврианцев – у них же честь! Гордость! Столько про это рассказывали… Такие сказки… Один центаврианский корвет стоит двух крейсеров Содружества!.. Йориры кровернов пачками трескают и гвоздями закусывают!.. И многое прочее. А теперь выясняется, что нобили и йориры Центавра – то же дерьмо! У них самую прибыльную колонию оттяпали, а они уши поприжали и сидят себе, не жужжат.
– Не зна-аю. И знать не хочу. – Я демонстративно зевнул. – Скорее бы уже все это закончилось, что ли. Да, вот, чуть не забыл. У меня большая квинта.
Я открыл карты. Знал бы я, насколько быстро «это все» закончится!
Меня звезданули по уху. Ногой. Видимо, нога принадлежала Паку, потому что на такую подлость способен только бывший траппер.
Я, понятно, упал со своей сидушки, сымпровизированной из кибермеха-уборщика.
– Эспер вонючий! – завыл, кажется, Юрасов. – Сейчас я тебе коробочку звездюлей-то распечатаю…
Ну, корешки, держитесь.
Глупо махать кулаками после драки. Но и перед – неумно.
Не успел я подумать насчет «держитесь», как мне сунули по ребрам. И почти одновременно – по почкам.
Эге, да с такими звездюлями можно и в госпиталь отправиться.
– Вы чего?! – Один приличный человек все-таки нашелся, Шарон. – Ну нельзя же так, джентльмены!
– А гипнотизировать нас, чтобы карты подменять, можно?! – рявкнул Бышковиц.
Злость во мне вскипела, как гелий в сверхновой. Я поймал чью-то стопу и крутнул так, что затрещали сухожилия. Юрасов – это была его стопа – заверещал.
Ага, не ожидал?!
Это штурмовая пехота, дружок! Не трофейная, бля, команда, которая только и умеет, что в бронированной скорлупе по чужим сусекам перекатываться.
Я уронил Юрасова на Пака и уже почти вскочил, когда в игру включился Бышковиц. Одним кулаком-моноблоком из сложенных в замок ладоней он хлопнул меня по макушке. Удар дилетантский, но, учитывая бычью силу Бышковица, очень убедительный. Спасибо, дорогой, что хоть не рукоятью пистолета.
Второго его удара я не зафиксировал. Вероятно, в ход все-таки пошла рукоять пистолета, только мое сознание отключилось быстрее…
…Невольные слезы и кровь из рассеченной брови застили взор, а потому я не сразу сообразил, что за люди набежали в бокс. И вообще – что тут происходит?!
– Серж-ачи, с тобой, я вижу, все в порядке. Это радует меня несказанно. Боялся, что ваши рабы проломили тебе череп. Впредь не играй в дурные игры с рабами, они того не стоят, – говорил это скорее всего Вок, но, возможно, и Хоб-Тох, очень уж у них голоса похожи.
Для начала я поднялся.
– Они не рабы, – пробормотал я. – Они такие же члены экипажа, как и остальные. Только из обслуживающего персонала, а не из летно-боевого.
Можно подумать, это либеральное уточнение имело какой-то смысл!
Я осматривался, потирая ушибленную голову. Ссадина там прощупывалась преизрядная.
– Я полагал, что за машинами у вас присматривают рабы, как у людей Сентавра. А вы, воины и хип-водители, составляете высшее сословие.
Я, Серж ван Гримм, представитель высшего сословия, наконец вполне осмотрелся. Все четыре «раба», в том числе ни в чем не повинный миротворец Шарон, скрючились на полу в позах, сомнений в диагнозе не оставляющих: нефатальный паралич.
Единственное, что я нашел непривычным, – это улыбки сытых даунов, которые прилипли к малость посиневшим будкам моих партнеров по играм в крутых мужиков. От обычных парализаторов вроде бы так не скалятся. Пиво, что ли, пилюлю подсластило?
Бокс был освещен, как на праздник. Из док-камеры выглядывали плоские верхние панели катерных корпусов, их крыши, так сказать. Крыша ближайшей, ни разу не использованной в этом рейдерстве машины, блестела оранжевой, вызывающе демаскирующей лакировкой.