Консул Содружества
Шрифт:
На этой радостной ноте я закрыл глаза…
Смерть – это очень капризная девушка. Смерть приходит, только когда она хочет, а не когда ты ее ждешь. Так было и в этот раз.
Я открыл глаза от того, что за шиворот моего комбинезона тонкой струйкой лилась вода. Причем лилась уже не первую секунду. Ручеек вытекал из правой штанины комбинезона и устремлялся в ботинок.
– Что за херня? – пробурчал я, осматриваясь.
Я сидел в том же кресле того же офицерского отсека, в котором и заснул. Пара пластиковых стаканчиков валялась на полу.
Пустая бутылка смотрела на меня своим единственным глазом.
Заг проснулся раньше. Он сидел напротив меня, тупо пялясь в одну точку. Из уголка его рта невзначай капала слюна.
«Если его сфотографировать, получится неплохая иллюстрация для „Пособия начинающего нарколога“. К разделу „Похмельный синдром. Острая и подострая формы“, – подумал я.
Только тут до меня дошло, что комбинезон на мне полностью мокрый. Я с трудом поднял глаза.
Надо мной стоял Чен. Он прижимал к груди пятилитровую емкость с питьевой водой. Такие же, только горлышком вниз, составляли неотъемлемую деталь обстановки всякого десантного отсека.
На дне бутыли плескалось что-то около литра жидкости.
«Значит, остальные четыре пошли на купание нас с Загом», – догадался я и тупо уставился на пол. И правда – там стояла лужа.
Прошла минута, и мои органы чувств окончательно пробудились. Сразу выяснилось, что в отсеке ужасно холодно – почти как в Копях. Меня сразу бросило в дрожь.
Словно бы вторя моим мыслям, Заг вслух удивился, как это лужа под ним еще не заледенела.
– Что происходит, Чен? – спросил я севшим со сна голосом. – Ты разве не в курсе – воду надо экономить!
– Решил вас разбудить, – отвечал Чен, опуская емкость на пол. По лаконизму этот ответ не знал себе равных.
– Зачем это? Пьяным сдохнуть гораздо приятнее… – возмутился Заг.
– Сдохнуть отменяется, – неохотно процедил Чен.
Мы с Загом переглянулись – что это он имеет в виду? Вроде бы холодина в командирском отсеке красноречивее всего свидетельствовала о том, что наш конец близок.
Холодина – это значит бортовой милитум перевел энергосистему в аварийный режим. Аварийный режим – это значит топить не будут. То есть будут, но очень и очень мало. Как раз столько, чтобы мы не сдохли сразу…
А еще холодина означает, что мы больше никуда не летим, а просто висим в пространстве над «безопасной» стороной планетки Фратрия-4. А наш милитум орет на полкосмоса: «Спасите наши задницы!» Только после всего, что случилось на Глокке и поблизости от него, едва ли найдется кто-то, кому будет до наших задниц дело. Но, строго говоря, это уже к холодине не имело отношения…
– Чен, скажи мне, что это значит – «сдохнуть отменяется»? – спросил я, с трудом разминая затекшую шею.
– Это значит, что наш катер кто-то затягивает в свою док-камеру, – бесстрастно ответил Чен. – Минут двадцать назад милитум сказал…
Мы с Загом снова переглянулись. Но теперь на наших лицах вместо отчаяния и недоумения отражались совсем другие эмоции.
Похмелье враз как рукой сняло. И притом без всякой химии!
А еще я подумал: «Господи, какой же этот Чен тормоз!»
– Чен, что это значит – в чью-то док-камеру? В чью это? – Радость была настолько нежданной и настолько оглушительной, что, как обычно, хотелось скрыть свое ликование за интересом ко всяким малозначимым деталям.
– Я знаю об этом корабле только то, что называется он «Корморан».
– Это же фрегат! – проявил сообразительность Заг.
– Первый раз слышу про такой, – бесцветным голосом сообщил Чен и уселся в свободное кресло.
– Выговор тебе с занесением, Чентам Делано Амакити. Нужно было лучше учиться, – прохрипел из своего угла сержант Гусак, и мы все застыли как громом пораженные. Кто как, а я в глубине души был уверен, что капут нашему свирепому Милошу…
А потом мы все четверо, прилипнув к видеоокну, с замиранием сердца наблюдали за тем, как великодушно распахивается ярко освещенная утроба корабля, как ворочают своими хлопотливыми конечностями стыковочные серверы «Корморана»…
О, в тот день было на что поглазеть. Увы, ни у кого из нас не было сил кричать от радости и удивляться…
Я взял капсулу с безмятежно окуклившимся найденышем и шагнул навстречу четверым людям в форме флаинг-офицеров Флота Большого Космоса.
И тогда я подумал, что, возможно, если бы не этот малыш, смерть не стала бы миндальничать с пушечным мясом вроде меня, Зага, Чена и сержанта Гусака.
Глава 4
Я попадаю в ТОП-10
Несчастная любовь – украшение любой биографии.
Стоило мне добраться до теплой койки, как мною овладела апатия. Я больше ничего не слышал и слушал. Никому не отвечал. Говорят, следующие двое суток в госпитальном отсеке «Корморана» я только и делал, что ел и спал. А выспавшись, снова наедался до отвала и укладывался дрыхнуть…
– Типичный травматический синдром! Вот увидишь, через несколько часов сменится маниакальной гиперактивностью!
– Да нет же, я тебе говорю! Это гипоактивность наступила как следствие стрессового перевозбуждения…
У моей койки шептались двое молодых интернов. Иногда к ним присоединялся доктор Леви – высокий худощавый человек с широкой лысиной, признаком большого ума.
Я делал вид, что никого не узнаю. Это давало мне преимущество – я мог не здороваться.
Моя «гипоактивность», впрочем, совершенно не мешала банде медиков использовать меня в качестве подопытной морской свинки – меня облепили датчиками, как рождественскую елку шарами. Но я не возражал. На самом деле я был настолько доволен жизнью (именно жизнью – тем, что жив!), что даже операцию на яйцах, наверное, перенес бы без ропота.