Консул Тревельян
Шрифт:
– Прошу садиться, ньюри консул. Тецамни, апаш, пактари? Может быть, курзем? [36]
– Эти деликатесы всегда вызывали у меня восторг, но сейчас я не голоден. Пожалуй, только тецамни, – промолвил Ивар, опускаясь на подушку. Он измерил взглядом дистанцию до стола соратника по комиссии – никак не меньше восьми метров. Коно в самом почетном варианте, когда даже дыхание собеседников не смешивается.
Первый Ветер сделал знак секретарю. Тот исчез во внутреннем помещении и появился вновь с большим овальным подносом, который плыл за ним по воздуху
36
Блюда традиционной кухни кни’лина: тецамни – тонизирующий травяной напиток, аналог чая; апаш – салат из фруктов под сладким соусом; пактари – салат из фруктов под кислым соусом; курзем – тушеные грибы. Мясо и рыбу кни’лина не едят.
– Эта встреча, ньюри консул, слишком задержалась, – произнес Первый Ветер, ерзая на подушке. – А зря, зря! В нашем собрании лишь мы двое принадлежим к человеческой расе. Вы, обитатель Земли, и я, увидевший свет на Йездане… Пора бы нам обменяться мнениями по некоторым вопросам. Без посторонних.
– И что же вы хотите мне сказать как человек человеку? – полюбопытствовал Тревельян, перейдя на язык кни’лина. Он владел им в совершенстве.
– Если разжег костер, смотри, куда улетают искры – так заповедано Серооким в его священной Книге. Сожалею, но сейчас искры летят не в ту сторону. Не от вас ко мне, как можно было бы надеяться, а к волосатому монстру, чья пасть шире подушки под моим седалищем. Хорошо ли это?
– Нехорошо, – кивнул Тревельян, испытывая острую неприязнь к собеседнику. «Не просто павлин, а павлин – интриган и эгоцентрист!» – подумалось ему. Но вслух он сказал: – Однако я прошу ньюри уточнить свои желания. Они, в конце концов, тот ветер, что несет искры.
– Именно так. – Первый Ветер поиграл бокалом, отодвинул сосуд, придвинул снова, погладил гладкое стекло и, наконец, промолвил: – Это существо из стасиса, Найт Ракасса… Что с ним делать? Вряд ли он захочет провести жизнь здесь, среди льдов, снегов и тягостных воспоминаний… Вы согласны?
– Да.
– Как наш глава вы могли бы посодействовать, чтобы комиссия направила его в тот мир, где он приобщится к цивилизации. Разумеется, не к четвероруким и не к роботам лоона эо, а на планету подобных ему людей. На Землю, Йездан либо одну из ваших или наших колоний.
– Разумная мысль, – согласился Тревельян. – Но должен разочаровать вас – комиссия таких полномочий не имеет. Ее задача выполнена, цель достигнута, работа завершена. Мы, четверо ее членов, больше не представляем свои миры и вышестоящие институты, пославшие нас, и не имеем права принимать совместные решения.
Первый Ветер с удивленным видом пожевал губами и прищурился.
– Вы, ньюри консул, отлично владеете языком моих предков. Если бы не избыток волос, вы могли бы сойти за аристократа-похарас или ни из самых высших… Ваше произношение безупречно! Но в данный
– Вопрос, поставленный перед комиссией, был таков: вскрывать или не вскрывать стасис. Мы разрешили его в полном согласии, достигнув тем самым поставленной перед нами цели. Все остальное уже не касается нашего собрания. Разве не так?
Кни’лина, особенно из клана ни, были большими формалистами, инструкции вышестоящих считались у них святыней. Минуту-другую Ивар с интересом наблюдал, как борьба в душе Первого Ветра отражается на его лице: недоумение, понимание и, наконец, досада.
– Вынужден согласиться, ньюри консул, – прошелестел он. – Давать совместные рекомендации мы более не можем. Но это открывает путь к частным инициативам, не правда ли? Вы не будете возражать, если Найт Ракасса улетит на Йездан? Конечно, по собственной воле?
«Пожалуй, хватит мучить этого павлина!» – усмехнувшись, решил Тревельян. Он поднял бокал, сделал несколько глотков тецамни и закусил соленой травкой. Затем произнес:
– Вы хотите знать, что случилось в этом мире, и надеетесь, что Найт Ракасса поведает вам о каких-то тайнах, связанных с катастрофой. Я понимаю, ньюри, понимаю… Я ксенолог, и история Йездана мне известна. Было время, и ваша цивилизация стояла на краю гибели… Отсюда интерес к подобным проблемам – я бы сказал, несколько болезненный.
Первый Ветер безмолвствовал, только по щекам его катались желваки. Почетный знак воина – рана, нанесенная в бою пронзившей грудь стрелой. Но никто не любит вспоминать, как ее вырезали… Это изречение из Книги Начала и Конца относилось к любому кни’лина. Они панически боялись любых катастроф, но гордость не позволяла признаться в этом.
У Тревельяна, сидевшего на пятках, занемели ступни, пришлось сесть, скрестив ноги. Эта поза тоже дозволялась этикетом, хотя ее считали несколько вульгарной.
– Сегодня утром ко мне явились эксперты, те, что работают с этим несчастным юношей, – промолвил он. – Физик выдвинул очень правдоподобную гипотезу случившегося катаклизма… собственно, не гипотезу, а теорию, подтвержденную фактами и расчетами. Он знает, что здесь произошло.
– Знает? – Первый Ветер дернулся на своей подушке.
– Да. Вы получите полную информацию по этому вопросу. Клянусь погребальными кувшинами моих предков!
Его собеседник перевел дух. Потом с явным облегчением буркнул:
– У вас нет таких кувшинов. Ваши жилища пусты и не помнят прежних хозяев-предков [37] .
– Ошибаетесь, ньюри, предки всегда с нами, – сказал Тревельян, прикоснувшись к виску. – По крайней мере один из них со мной и имеет счастье лицезреть и слушать вас. Но вернемся к нашему делу. Вы все еще хотите, чтобы Найт Ракасса полетел на Йездан?
Звук, изданный Первым Ветром, казался таким же резким и отрывистым, как щелканье жвал архов-яхит. Лицо его приняло задумчивое выражение, уголки рта опустились, взгляд уперся в бокал с тецамни.
37
Кни’лина кремируют умерших, а прах помещают в особые кувшины. Эти священные сосуды хранят в жилище, под полом или в стенах; таким образом души предков всегда рядом с их потомками.