Консул
Шрифт:
– Мы – с ними?
– Неправильно мыслишь, Ваня, – снисходительно обратился к буддисту Гефестай. – Не мы с ними, а мы – их! Понял?
– Тридцать девять мечей! – напомнил И Ван.
– Да хоть сто тридцать девять! – отмахнулся сын Ярная. – Подумаешь… Я, бывало, принимал бой один против десяти, и ничего. И даков бил, и германцев, и сарматов! Надо будет, и парфян положу – столько, сколько надо, чтобы они отстали и преисполнились почтения…
– Удивительные вы мастера, – хитро прищурился Лю Ху. – Если бы я не знал, что вы циркачи, то принял бы за воинов.
– Жизнь такая, Лёха, – объяснил Эдик. – Кого хошь заставит за меч хвататься. Пожить-то охота любому, и мы тоже не прочь…
Лю Ху усмехнулся и спросил Лобанова:
– И где же драгоценный предводитель собирается встретить врага?
Сергий оглядел склон горы, заросший дубом. Подъем был крут, и дубраву частенько прореживали заросли кустов, а то и вовсе каменистые осыпи сползали по круче.
– Ищем пологий склон, – сказал Лобанов, – или ущелье, чтобы подняться по нему вверх и уйти в горы.
– Ищем! – согласились его спутники, даже унылый И Ван качнул бритой головой.
Подходящее место нашли на втором часе пути – склон, заросший дубом и тополем, плавно скатывался к дороге и продолжался за нею грядой холмов. Посередине скат горы продавливался неглубокой промоиной, выше загибающей края покруче и переходящей в ущелье.
– Здесь!
Кони сперва зафыркали, не желая топать вверх, но потом смирились. На неширокой терраске преторианцы задержались – отсюда открывался неплохой обзор. Времени на то, чтобы обстрелять парфян, будет отпущено мало, но кое-что успеть можно. Луки были у всех, но к хорошим стрелкам можно было отнести лишь пятерых. Остальным доставалась роль массовки.
– Ничего, – сказал Гефестай, – эти соберутся большой толпой – в кого-нибудь да попадете!
Потянулось ожидание. Сергий уже подумывал отказаться от своей затеи, когда до его слуха донесся топот копыт.
– Идут, идут! – возбужденно сказал Эдик.
– Сразу садимся на коней. Луки – в руки!
На дороге показались парфяне, усталые и пропыленные, хоть вытряхивай. Впереди скакал косоглазый Ород.
– Давай! – прошипел Гефестай, растягивая лук.
Одна за другой просвистели семь стрел. Сергий не уловил за облаком оседающей пыли, попал ли он. Лобанов торопился выпустить вторую стрелу, и выпустил – когда Искандер, стоявший рядом с ним, выстрелил в пятый раз.
– Уходим!
Парфяне, гневно крича и улюлюкая, полезли в гору, оставляя на дороге убитых и раненых. Засвистели стрелы, прошивая листву и втыкаясь в стволы. Стрелять вверх – дело неудобное и проигрышное, но недостаток качества можно попытаться компенсировать избытком количества…
Сергий так увлекся, укладывая третью стрелу, что не заметил вражину, взобравшегося по склону. Стрелу Лобанов по инерции выпустил вниз, а по вражине стрелять было уже нечем. Отбросив лук, Лобанов схватился за меч. А парфянин, злобно и торжествующе скаля зубы, уже заносил для броска копье…
Стрела вонзилась вражине в правый глаз и погасила жажду убийства. Сергий стремительно обернулся – и Гефестай, и Искандер отстреливались спиной к нему. Ханьцы сражались с ними бок о бок. Кто тогда стрелял? Лобанов завертел головой, но не заметил таинственного стрелка, лишь некая тень мелькнула за деревьями. «Опять… этот… ангел-хранитель? Ла-адно…»
На поиск и раскрытие жгучей тайны времени не оставалось – банда Орода валила вверх по склону, и преторианцы стали спешно отступать, огрызаясь и стреляя по парфянской методе – вполоборота, разворачиваясь в седле назад.
Когда открылось устье ущелья, Гефестай сказал:
– Уходите! Я прикрою!
– И я, – спокойно добавил Искандер.
– Схлопочете стрелу – можете не возвращаться, – с натугой пошутил Чанба.
– Не дождутся! – оскалился кушан.
Сергий молча повернул коня и двинулся по ущелью, сырому и заваленному мшистыми камнями. Ехал он не торопясь, часто оглядываясь, испытывая мерзкое ощущение неправильности происходящего. Ему было бы куда легче, останься он с Гефестаем и Тиндаридом, но что от него пользы?
Глухие крики доносились до его ушей, мешаясь с эхом, а потом послышался сладостный звук – топали копыта. Из-за поворота выехали эллин с кушаном, и пакостное чувство отпустило Лобанова.
– Догоняют? – спросил он с облегчением.
– А как же! – ухмыльнулся Гефестай.
– Ну, и фиг с ними. Едем!
Чем выше они взбирались в горы, тем глуше становились крики парфян. Потом они и вовсе смолкли. Оторвались…
Весь день ушел на то, чтобы подняться в горы выше лесов, на шикарные луга, где зеленела сочная, хрусткая трава – хоть сам ее ешь.
Здесь и остановились на ночевку. Стреноженные кони, наевшись до отвала, попили из озерка, повалялись в траве, взбрыкивая ногами, и решили еще чуток подкрепиться. А измотанные люди легли спать, доверясь их чутью – хороший конь устережет лучше всякой собаки.
С утра начался долгий спуск. Северные склоны задерживали влагу, поэтому сплошь заросли дубом, грабом, вязом, орехом, буком, и, чем ниже отряд спускался, тем гуще поднимались заросли, у подножия гор превращаясь в настоящие джунгли. Огромные стволы были увиты лианами. Лозы дикого винограда, похожие на вьющиеся бревна, обвивали лесных гигантов, перекидывая с дерева на дерево свои зеленые гирлянды, под которыми стояли стеной непроходимые заросли жасмина, гранатовых и сливовых деревьев, а особенно боярышника.