Консул
Шрифт:
— Скучные обязанности, — возразил Костя-матрос. — В мире сейчас такая заваруха началась. Германские и итальянские фашисты вместе с испанскими фалангистами выступили против Народного фронта Испании, хотят затянуть на шее испанского народа фашистскую петлю. Тебе бы туда, защищать Испанскую республику, а ты занимаешься здесь, в Финляндии, "покровительством торговле и мореплаванию".
— Не трави душу, Костя. Думаешь, я сам не рвусь в Испанию? Но партия распорядилась иначе. И я не забыл морскую примету, Костя: "Ходят чайки по песку, моряку сулят тоску, и пока не сядут в воду, штормовую жди погоду".
Звонок в дверь прервал диалог Константина Сергеевича со своей юностью.
— Заходи, Антоныч, заходи, дружище, — распахнул консул дверь и впустил в квартиру шофера.
Антоныч был постарше своего шефа. Худощавый, неторопливый, он уже четверть века сидел за баранкой, несколько лет работал в советском консульстве и для Константина Сергеевича, осваивающегося со своей новой должностью, был незаменимым гидом и советчиком.
Константин Сергеевич взял белые перчатки и протянул руку за пальто, но Антоныч остановил его:
— Разрешите-ка, я вас обследую, не ровен час, какая нитка или волос пристал. Вам же не видно.
Антоныч заставил консула повернуться кругом, взыскательно осмотрел его, снял какую-то пушинку.
— Вот плохо вам без хозяйки-то. Здесь был китайский посол. Без жены. Так он однажды явился во дворец к президенту в таком виде, не приведи господь. Видно, торопился и надел рубашку поверх брюк, она у него из-под фрака, как фартук у повара. Вошел во дворец. Президент с президентшей принимают гостей. Нужно было пройти метров шестьдесят сквозь строй дипломатов, которые здоровались с президентом и его супругой и выстраивались по обе стороны зала. Посол идет через всю залу, идет не спеша, как и положено.
Дипломаты делают вид. что ничего не замечают. Дамы толкают друг друга, им страсть интересно, как в таком виде посол будет представляться президентше. Но адъютант президента не растерялся, быстро пошел навстречу гостю, взял его вежливенько под руку, шепнул что-то на ухо и вывел его в боковую дверь. На следующий день посол улетел на самолете и больше, говорят, к дипломатической работе не возвращался.
Константин Сергеевич живо представил себе эту картину и захохотал, слушая рассказ Антоныча.
— Да, не завидую я этому послу. Ну, пора, Антоныч, поехали.
Сошли вниз. У подъезда стоял автомобиль "эмка". Блестел как новенький. Антоныч распахнул дверцу. Консул сел рядом с шофером.
Антоныч аккуратно завел мотор, включил первую скорость, плавно тронул машину с места, что и стакан, полный воды, не дрогнул бы, включил вторую скорость, третью. Никакая спешка, никакие уговоры "прибавить газку" не помогали: "Тише едешь, дальше будешь". Машину Вадим Антонович любил, как живое существо. Выезжал всегда с запасом времени. "Вдруг на гвоздь напорется, охромеет, колесо менять придется, а опаздывать не положено. Коли раньше приедем, два круга на площади сделаем. Подвезу к подъезду в аккурат", — говорил он.
— Вот освоюсь с делами, ознакомлюсь с городом и буду сам водить машину, — сказал консул.
— Ну уж нет, нет, — отрезал Антоныч. — Машина мне доверена, а у вас свои дела. Да ее, сердечную, и так загоняли. То на верфь инженеров вези, то на вокзал кого-то встречать,
Ехали по улочке, по обеим сторонам дома-особняки прятались в садах. Розы перебирались через забор, стлались по тротуару, но ни одна роза не была затоптана, люди обходили их или осторожно перешагивали.
— Чистенький город, приятный, — сказал Константин Сергеевич.
— Ничего не скажешь. И так по всей стране, — отозвался Вадим Антонович. — Вы заметили, какой порядок у них вдоль железной дороги? Шпалы сложены одна к одной, никакого мусора. И народ честный. Машину, мотоцикл, велосипед оставь в любом месте — не уведут, ничего не отвинтят. Во многих домах в деревнях и замков на дверях нет. Потеряешь какую вещь на улице, оставишь где зонтик или трость, иди через несколько дней в бюро находок, и тебе твою пропажу в полной сохранности выдадут. Один иностранец золотые часы на улице обронил: ремешок у него расстегнулся, видно. Через три дня он эти часы получил, уплатив одну марку за хранение. Говорят, что в стародавние времена у финнов за кражу отрубали палец на левой руке, за вторую кражу отрубали всю кисть, а за третью так и правой руки лишали. В магазине не обвесят, не обсчитают. Что и говорить — честный народ.
— А знаете, Антоныч, у финнов есть мудрая поговорка: "Мелкого жулика наказывают, а крупному в ноги кланяются".
— Нет-нет, честный народ, — упрямо повторил Антоныч.
— Народ-то не един, — заметил Константин Сергеевич. — О честности финнов сложены легенды. Это верно. Но знаете, сколько братских могил разбросано здесь? В них покоятся больше тридцати тысяч расстрелянных и замученных революционеров, рабочих и крестьян, поднявшихся в 1918 году против своих угнетателей. Двадцать семейств миллионеров владеют богатствами Финляндии, которые создают им десятки тысяч рабочих. Вы хотите причислить к честным и тех, кто охранял свои богатства, расстреливал соотечественников за стремление жить свободно, избавиться от эксплуатации?
Антоныч промолчал.
Выехали на Сенатскую площадь, которую обрамляли с четырех сторон церковь, здание Государственного совета, университет и ратуша. На площади главенствовал гигантский памятник русскому царю Александру II.
Константин Сергеевич усмехнулся:
— Если по справедливости, то финны должны были бы воздвигнуть памятник Ленину. Никто так страстно и последовательно не боролся за независимость Финляндии, как Ленин. В огне Октябрьской революции русский рабочий класс отвоевал свободу для Финляндии, осуществил многовековую мечту финского народа.
— Что правда, то правда, — согласился Антоныч.
— И посмотрите-ка, Антоныч, памятник "великому князю финляндскому, самодержцу Российской империи" задуман так, чтобы человек чувствовал себя ничтожеством, лилипутом рядом с этим Гулливером, — заметил Константин Сергеевич.
Было без пяти минут семь, когда Антоныч остановил машину у парадного подъезда президентского дворца. Константин Сергеевич легко поднялся по лестнице. В гардеробной снял цилиндр, бросил в него перчатки и подал служителю. Дамы ревнивыми взорами оглядывали туалеты друг друга, поправляли прически, раскрывали нарядные сумочки, извлекали из них пуховки. Мужчины поглядывали на часы, чтобы ровно в семь начать подниматься в приемную залу президента…