Контора
Шрифт:
Всех, разумеется, занимал вопрос: кому цветы? Тут же родилась версия, что у юноши в рядах конторы есть некая патронесса, которой он и намеревается выказать признательность за свое трудоустройство. Так себе версия. Ни один добрый человек, каким бы тщеславным он ни был, не желает афишировать своего протеже, тем более столь явно. Так что лишь последний идиот мог в первый же день сдать своего покровителя со всеми потрохами. Неужели этот клоун настолько глуп?
Парень, застывший меж двух холодильников, не мог не замечать бросаемых на него украдкой взглядов или, по крайней мере, не догадываться о том, что такие взгляды имеют место быть. Тем не менее он продолжал торчать в своей засаде, усердно вытягивая шею и высматривая среди входящих нужного человека.
Народ прибывал, и большинство сотрудников, кому вменялось в обязанность появляться на службе в установленный час, уже оказались в толпе зевак.
Без четырех минут девять в зал своей «пионерской» походкой вошла Ольга Талльская. Бросив взгляд на часы, она удовлетворенно кивнула сама себе и промаршировала к стойке, высматривая на ходу рассеянных по залу менеджеров отдела продаж: кого еще нет? Не дойдя до стойки пару шагов, она остановилась в нерешительности, наблюдая нечто странное, происходившее с сослуживцами. Вместо того чтобы коротать оставшиеся до начала рабочего дня минуты, погрузившись в собственные проблемы, те, только что не разинув рты, смотрели на нее. Было от чего притормозить. В чем, собственно, дело?
Однако спустя три четверти секунды Ольга с облегчением поняла, что объектом всеобщего любопытства является не она. Два десятка округлившихся глаз смотрели не на нее, а мимо нее, на что-то, происходившее прямо за ее спиной.
Что же это? Она обернулась.
Прямо перед ней стоял Роберт Мастерков со своими розами наперевес. Улыбка «а-ля Фернандель» или даже шире. Он выглядел бы торжественно, когда б не его наряд. Ольга вздрогнула и отшатнулась, ощутив труднопреодолимое желание ретироваться и укрыться в рядах сослуживцев.
— Это что? — спросила она, строго глядя на молодого человека.
Этот новый менеджер еще вчера показался ей странноватым. Можно было ожидать, что он учудит что-нибудь из ряда вон, но чтобы человек начал чудить еще за полторы минуты до звонка... Что же это будет за работник?
— Это — вам, — сообщил Роберт, улыбнувшись еще шире.
— Мне? — Ольга оглянулась в нерешительности на соратников-конторцев, то ли ища поддержки, то ли желая убедиться, что происходящее — не пролог какого-то тонкого и не слишком безобидного розыгрыша. А может статься, обернулась не избалованная мужским вниманием и подарками девушка, досадуя на избыток свидетелей, отчего акт дарения букета приобретал статус не человеческого жеста, но некоего общественного действа, сродни поздравлению от лица всего коллектива с днем рождения или иным праздником.
Строй зевак загудел то ли удивленно, то ли одобрительно. Щеки девушки тронул заметный румянец, она уже протянула было руки, чтобы принять букет, но спохватилась.
— В честь чего? — спросила она сурово.
И в самом деле, в честь чего преподносились эти розы? Никто, даже самый отпетый карьерист, никогда не делал подарков своим начальникам в первый же день, во всяком случае прилюдно. Это выглядело бы махровым подхалимажем и не помогало снискать ни расположение посаженного в галошу патрона, ни уважение коллег. Две дюжины наблюдателей приглушили свое дыхание, чтобы не упустить ни слова из ответа новобранца.
— Ну, как...
Улыбка Роберта неожиданным образом трансформировалась. Рот был все еще растянут, будто между щек у парня вставили карандаш, но верхняя губа опустилась, скрыв ряды добросовестно начищенных зубов, и подалась вперед, накрывая заодно и губу нижнюю. В то же время глазки юноши сузились до восточных щелочек. Смысл этой метаморфозы требовал комментариев: то ли Роберт сменил радушную улыбищу на игривую улыбочку с подтекстом; то ли молодой человек смущен вопросом; то ли вопрос пришелся не по вкусу и реакцию эту стоит сравнить с судорогой от дегустации лимона; то ли новый штатный клоун решил позабавить публику шаржем на кролика или китайца.
— ...знакомясь с симпатичной девушкой... — медленно выдал следующую порцию объяснений Роберт.
— Здесь довольно много симпатичных девушек, — парировала Ольга, указав плавным жестом на столь же достойные преклонения особы.
— Да, действительно. — Роберт полоснул взглядом по рядам наблюдателей, вызвав некоторое замешательство: девушки поскромнее потупились, основная же масса женщин критически оценивала, насколько задержался на них изучающий взгляд; изрядная доля мужчин смутилась тем, что они оказались застигнуты в роли зевак.
— Но мне захотелось подарить цветы вам. Ничего?
Сцена эта могла развиваться бесконечно долго. Торчать в центре зала, как белка в теремке, на потеху публике Ольга не собиралась. Она довольно грубо сгребла букет и ринулась из зала, бросив Мастеркову:
— Надеюсь, вам захочется столь же ярко показать себя и в работе!
Представление закончилось, зрители шустро рассредоточились по рабочим местам.
Так как прикажете гипотетическому букмекеру истолковать результаты теста? Прошел, не прошел? Кому выдавать выигрыш, а кому продемонстрировать сочувственную мину?
Мнения не гипотетических, а вполне реальных сотрудников «Конторы» составили довольно яркую, хотя и не слишком пеструю, палитру:
— Подхалим.
— Бабник.
— Дурак.
— Педрила.
— Шизик.
Что же до самой Ольги, то она, по крайней мере внешне, выглядела рассерженной и раздосадованной происшествием. Пара умов, претендовавших на лавры глубоких аналитиков и знатоков человеческой психологии, высказывалась в том смысле, что и гнев, и досада — суть игра на публику. На самом же деле женщина на то и женщина, чтобы млеть, таять и принимать комплименты на свой счет. Отчасти эта пара умов была права.
Судьба букета неизвестна. Никто не видел, чтобы Ольга уносила его вечером с собой, но и курильщики, выходившие время от времени на задний двор, тщетно высматривали розы в мусорных баках.
Начиная со второго дня службы в «Конторе» Борис начал медленно, но верно подыхать от тоски.
По старой студенческой привычке он забрал прайсы с оборудованием домой и продолжал зубрить их и по дороге домой, и дома за ужином, и дома после ужина, и дома утром, и по дороге на работу. Получив ключ к расшифровке записей, Борис быстро постиг систему, а запомнить, что обозначали буквы до и после габаритов оборудования, не составляло особого труда. Это было не труднее, чем вызубрить таблицу квадратов: тупо и методично заучивать символ за символом, строчку за строчкой. Памятуя советы Володи, Борис не стал углубляться лишь в сборные конструкции. К тому же он не видел в этом смысла: выучивать сочетания букв и цифр, не понимая, что за ними стоит? Какой смысл?