Контора
Шрифт:
Когда основательно «заправившиеся» служащие начали подниматься из-за стола, чтобы поплясать под новый сборник отечественных хитов, старательно списанных с зарубежных хитов прежних лет, Ольга не нашла опять-таки ничего необычного в том, что молодой человек пригласил ее на танец. Вел Роберт не ахти, но с такта не сбивался и на ноги не наступал.
Ничего предосудительного не содержало в себе и второе приглашение, на медленный танец под заунывную колыбельную. Потом колыбельная перескочила на рокабилли. Подрыгаться в такт Ольга любила, тем паче что желающих «подавить окурки» набежало великое множество, угол, освобожденный под танцплощадку, оказался забитым, и в такой толчее не имело никакого значения, кто
Дыхания у Ольги едва хватило до конца танца, пот лил с нее градом, и, отираясь основанием ладони, она уже искала глазами свой стул, чтобы пробраться туда и плюхнуться на мягкий итальянский пластик, когда загремел новый хит. Тоже нечто быстрое, в латинском стиле. Ольга сделала первый шаг, пробираясь между продолжающими плясать коллегами. Неожиданно чья-то рука обхватила ее талию и мощным рывком развернула кругом, возвращая в эпицентр веселья. Девушка обернулась и обнаружила, что человек, столь бесцеремонно ангажировавший ее на очередной танец, все тот же менеджер Мастерков. Будь у нее хотя бы секунда, Ольга непременно одернула бы зарвавшегося юношу, но тот не дал ей такой возможности, принявшись кружить и мотать свою партнершу, словно куклу, благо управлять миниатюрной девушкой не составляло труда. Быстрые танцы удавались Роберту лучше, и в другой ситуации Ольге такой партнер пришелся бы по вкусу, но в тот момент...
Рок-н-ролл, изрядное количество испитого «Смирнова» и духота подействовали на девушку убийственно. После очередного резкого поворота ей сделалось дурно. Ольга забилась в руках партнера, как форель в сетях рыбака, но едва
Роберт перестал поддерживать ее, ноги предательски подкосились, и госпожа старший менеджер непристойнейшим образом растянулась бы на полу, если бы он снова не подхватил ее.
Ольгу замутило, звуки сделались вдруг чересчур громкими, движения танцующих — слишком быстрыми, воздух — нестерпимо густым. Она чувствовала, как ее ведут по залу, и пол словно уворачивается от ее шагов. Потом — провал: Ольга не помнила, как вышла из зала, перешагнула порог, а паркет под ногами сменился линолеумом. Она Пришла в себя от потока холодного ночного воздуха, окатившего лицо и грудь. Ольга обнаружила, что сидит в секретарской у раскрытого настежь окна и смотрит на потонувший в темноте скверик перед зданием.
Провал.
Ольга открыла глаза, чувствуя, как лицо ее отирают тканью, смоченной холодной водой. Холод мобилизовал ее, заставив соображать. Она поняла, что сидит все в той же секретарской, перед раскрытым окном, и кто-то смачивает ей лоб и щеки холодной водой. Влага остается на коже, быстро подсыхает, и ткань — носовой платок? — становится шероховатой, начинает раздражать кожу. Тогда ее спаситель проводит по щеке рукой. Рука мягкая, но далеко не прохладная. Сочетание это раздражает необычайно, все равно что утолять жажду теплой водой. Чья это рука?! Нет сил повернуть голову. Чья бы ни была, лишь бы снова смочила платок.
Провал.
На сей раз она начинает приходить в себя постепенно и осознает происходящее с ней с опозданием. Но когда до нее доходит наконец смысл происходящего, дурман разлетается прочь, как стая мошкары от вспыхнувшей спички. Ольга сидела все на том же стуле, только окно было уже закрыто, и влажные прикосновения, покрывавшие щеки и шею, снова сменили прикосновения теплых ладоней. Только теперь это были прикосновения не материи, а губ, и руки, гладившие ее лицо, опустились значительно ниже. То, что ласкавший ее человек — Роберт Мастерков, Ольга поняла одновременно с тем, что и сама она, закинув руку, гладит его по голове.
Ольга словно очнулась от гипноза, обнаружив, что находится вовсе не там, где следует находиться, и делает совсем не то, что полагается. Подобное ощущение, должно быть, возникает у лунатика, когда его будят вдруг во время очередной прогулки и он обнаруживает, что не лежит в своей теплой постели, а висит вниз головой на ветке дуба: как он забрался туда со своими радикулитом и одышкой и как ему спуститься вниз?
Девушка не успела ответить ни на один вопрос, раздался стук в дверь.
Роберт вскочил с необычайным проворством, одернул на Ольге блузку и поспешил к дверям. Ольга поспешно встала, судорожно осматривая себя и пытаясь понять, как она выглядит. От резкого подъема вновь закружилась голова, в глазах потемнело, и ей пришлось опереться о подоконник, чтобы не потерять равновесие.
Мастерков открыл дверь.
Стучавший — сотрудник сервисного отдела — хотел воспользоваться телефоном. После семи внутренняя АТС переводилась на факс и позвонить можно было только из секретарской. Сервисник пребывал в приподнятом настроении и, заметив Талльскую, игриво поинтересовался, что это тут делают молодые люди.
Ольга мгновенно поняла, что оправдываться и делать невинное лицо уже бессмысленно. Она в красках и полутонах представила себе усмешки и многозначительные взгляды, которыми будут провожать ее, начиная с завтрашнего дня. Слухи и особенно сплетни распространялись по «Конторе» со скоростью радиоволны. Можно не сомневаться, что этот случайный желающий позвонить раззвонит завтра по своему отделу, как застукал старшего менеджера Талльскую наедине с «парнем в тиграх». Не иначе, приврет от себя. Потом приврут его коллеги, пересказывая эту сплетню дальше, и в итоге получится некислый порнохит, хоть святых выноси. И добро бы ее застукали с кем-нибудь другим! Не станешь же всем рассказывать, какой Роберт на самом деле добрый, внимательный и тому' подобное! Роман с Квазимодо не поняли бы в средние века, не поймут сегодня и вообще никогда не поймут. Подобные истории всегда останутся сюжетом для пикантных анекдотов.
— Получаю нагоняй, — ответил Мастерков на вопрос вошедшего. Ответил хмуро, без тени своего обычного радушия.
И произошло чудо: сервисник ему поверил. Он не поверил бы никому другому, просто не захотел бы поверить. Он и Роберту бы не поверил, если бы тот, впервые за все время пребывания в рядах «Конторы», не ответил бы без своей улыбки. Сервисник сделал свой звонок, продолжая исподволь бросать косые взгляды то на застывших в ожидании Мастеркова и Талльскую, то на зеркало, где отражалось бледное лицо госпожи старшего менеджера, и удалился, так и не уловив ничего, что подтверждало бы версию, поверить в которую куда интереснее, чем стать невольным свидетелем разборок начальника с подчиненным.
Позднее Ольга имела возможность убедиться, что Мастеркову удалось соврать более чем убедительно, никаких слухов по фирме не пошло.
Когда за сервисником закрылась дверь, Ольга тяжело села на низкий подоконник. Минуту назад она собиралась устроить Роберту небольшую Полтавскую битву, но теперь остаток сил растаял. Она даже не была уверена, сможет ли сделать хотя бы несколько шагов, ее знобило. Вместе с тем внутри все горело, каждая клеточка, разбуженная нежными прикосновениями, жила теперь собственной жизнью, не желая подчиняться рассудку.
Доселе девушка могла списать все произошедшее на беспамятство, но дальнейшие события она помнила вполне отчетливо и тем не менее не могла сейчас, уже утром, понять, почему поступила именно так.
Напустив на себя вид грозный и неприступный, она оттолкнулась от подоконника, сделала шаг, но оступилась. Роберт подхватил ее, и, оказавшись в его объятиях, Ольга вновь растаяла, позабыв о субординации, ожидаемом принце и своих идеалах.
— Отвези меня домой, — попросила она, мысленно уговаривая себя, что еще может передумать и оставить Роберту лишь роль провожатого.