Конторщица 4

Фонд А.

— А я причём?

— Альберт сказал сюда нести.

— А со мной согласовать?

— Лида! — засопела носом, словно ёж, Алевтина Никитична, — это разве я должна между вами бегать и выяснять, кто на что согласен? Мне сказали — я выполнила. Иди сама разбирайся.

Я вздохнула, тут она права. Зря я на неё напала.

— Поставьте его здесь, — распорядилась Алевтина Никитична, — а Лидин стол мы подвинем вон туда.

— Ну уж нет! — психанула я, — стол вам велели принести — вы принесли. Молодцы. Вот и ставьте

его подальше в угол. А мой стол двигать я не позволю!

— Но в углу темно ему будет.

— А вот это уж пусть вас не волнует, Алевтина Никитична. Альберт Давидович решил, что этот человек должен сидеть в моём кабинете, а о том, как ему здесь будет — темно или светло, он не подумал. А почему я должна об этом беспокоиться?

— Какая же ты противная всё-таки, Лида, — покачала головой Алевтина Никитична и вышла из кабинета, хлопнув дверью.

Понятно, что разговора у нас и не получилось бы.

Ну и чёрт с ним. Обойдусь.

Зато я сделала звонок «опиюсу». Положив трубку на рычаг, я откинулась на спинку кресла я хмуро сказала «Уф!».

В общем, в ресторан «Нивушка» я приехала в самом что ни на есть мрачном расположении духа. Эдичка уже ждал за столиком у бокового выхода, по всей видимости на кухню.

— Привет, — натянула улыбку на лицо я и уселась напротив.

Из кухни отчётливо тянуло жареным луком, слышался звон посуды и голоса работников. Я поёжилась и окинула взглядом небольшой зал, битком набитый народом. Все столики были заняты.

— Что будешь? — немного нервно протянул мне меню товарищ Иванов. Комплементов он мне, кстати, тоже не сделал.

— Жасминовых устриц в крыжовнике, морского ежа под укропно-огуречным соусом и свиную ногу с черной смородиной, — машинально ответила я и Эдичка расхохотался, словно я удачно пошутила.

Зато витавшее над столом напряжение спало, и он явно расслабился.

Я раскрыла меню и, незаметно поморщившись, скользнула глазами по небрежно отпечатанным на машинке строчкам: «осетрина г. к. с помидором» была жирно зачёркнута и сверху, и от руки, круглыми буквами пятиклассница-отличницы вписано: «салат карт. с белк. паст. океан».

«Салат карт.» я не хотела, а таинственный «салат рыбный деликатесный» оптимизма с таким названием почему-то не внушал. Наконец, мы выбрали. Взяли «солянку на сковороде из палтуса», «салат из свежих помидоров» и «севрюгу-фри». Я заказала бокал «вина Янтарь» (других вариантов в меню не было), а Эдичка взял себе «водку Экстра», сразу графинчик.

Вот и чудненько.

Пока несли заказ, товарищ Иванов начал развлекать меня, рассказывая бородатые несмешные анекдоты (почему-то многие мужчины убеждены, что женщинам это нравится). Так как портить настроение Эдичке я не планировала, нужно же было у него всё выяснить, поэтому я вежливо посмеивалась в нужных местах, хотя внутренне кипела от негодования.

Наконец,

принесли помидоры (порезанные на тоненькие лепесточки с зубчиками и закрученные в пучки в виде хризантем, на которые даже смотреть без слёз нельзя было), сырно-мясную нарезку и спиртные напитки, и мои мучения закончились.

Так мне хотелось думать.

— Ну, давай за то, чтобы в глазах наших любимых была только радость и любовь, — многозначительно-пылко взглянув на меня, произнёс тост Эдичка.

Мы чокнулись и Эдичка лихо хлопнул рюмашку. Крякнув, он потянулся вилкой к хризантемоподобному помидору. Я обозначила, что пригубила бокал и отставила его в сторонку. Помидор есть не стала.

— Говорят, тебе зама дают, — жуя спросил Эдичка и в его голосе явственно послышались завистливые нотки.

— Да, — неопределённо ответила я и, чтобы не развивать эту тему дальше, мудро заявила, — между первой и второй перерывчик небольшой.

— Тогда давай, за любовь без памяти и за память без любви! — произнёс очередную банальность Эдичка и хлопнул ещё рюмашку.

Лицо его раскраснелось, он распустил галстук и расстегнул пуговичку на воротничке рубашки.

Как раз принесли горячие блюда.

— А давай под рыбку повторим! — проявил инициативу уже Эдичка, наливая себе водочки (на мой бокал он даже не посмотрел, и я поняла, что надо побыстрее его допрашивать, а то еще пару рюмок и будет всё).

— Эдичка, я так рада, что мы, наконец, можем пообщаться наедине, — сказала я томно и товарищ Иванов приосанился. — Кстати, давно хотела тебя спросить…

— Извините, товарищи! — в этот момент администратор подвёл к нашему столику какую-то немолодую парочку. — Прошу вас, присаживайтесь.

Я вытаращилась, но судя по спокойной реакции остальных — здесь это было вполне нормально. Женщина, с виду сельская бухгалтерша или завмагазином, в вышитой зелёной люрексовой гладью оранжевой блузке с рукавами-фонариками, которые полнили и без того полные руки, с ярко подведёнными глазами и начёсом на голове, обвешанная золотыми украшениями, словно новогодняя ёлка (кажется, она надела на себя всё золото, что было) спокойно уселась рядом со мной, и я еле сдержалась, чтобы не поморщиться от густого шлейфа её сладких духов. Кажется, «Опиум», причём она вылила на себя примерно полфлакона.

Мужчина, что умостился напротив, был под стать своей спутнице, правда в заурядном классическом костюме, поэтому на фрика был практически не похож, если не считать того, что у него была лысина, на которую он начёсывал волосёнки снизу вверх. При движениях головой волосёнки немного оттопыривались от лысины в виде пучков и пёрышек и в эти моменты он начинал напоминать Публия Корнелия Сципиона в лавровом венке при триумфальном въезде в Карфаген.

— Что посоветуете, товарищи? — обратился к нам мужчина, рассматривая меню.