Конторщица

Фонд А.

Со слоноподобной лидочкиной жопой и два раза подпрыгнуть — уже подвиг. Но я человек настойчивый, поэтому сжав зубы, продолжала изображать прыжки из планки. На пятом бёрпи в дверь позвонили.

У меня аж сердце ёкнуло — неужто здесь слышимость такая, что Наталья снизу пришла ругаться за шум? Заранее расстроившись и придумывая на ходу извинения, я поплелась открывать.

Однако, мои переживания оказались напрасны. За дверью стоял Иван Тимофеевич, который пришел обсудить послезавтрашнее мероприятие.

— Лидия Степановна,

извините, что поздно, но возникли некоторые организационные вопросы, которые лучше заранее обсудить, чтобы учесть все нюансы, — с порога начал он.

Я пригласила его на кухню, так как в комнате, кроме кровати и стеллажей со шкафом, другой мебели у меня не было (кресла и диван обивщик еще не вернул) и вежливо предложила чаю. От чая Иван Тимофеевич отказался, а вот какао согласился выпить с радостью.

Пока я варила ему какао, он рассматривал мою кухню после ремонта и, соответственно, увидел на столе и подоконнике формочки с застывающим мылом:

— О, какая красота! А что это?

— Мыло ручной работы. Я иногда делаю немного, для подарков. Ну, если, например, нужно кого-то отблагодарить, но при этом не переборщить. Такое себе небольшое вежливое "спасибо". И человеку радость, и мне почти ничего не стоит, кроме времени и ингредиентов.

— Хм… любопытно… лю-бо-пыт-но… — задумался Иван Тимофеевич и надолго завис, морща лоб и потирая подбородок.

Я тем временем доварила какао и налила в чашку из того самого красивого сервиза, что он мне и подарил. Иван Тимофеевич узнал свою чашку, довольно улыбнулся и неожиданно задал вопрос:

— Лидия Степановна, эммм… а реализовывать вы его не пробовали?

— В смысле — продавать? — удивленно уточнила я и добавила, — однажды на работе девочки попросили продать им, но моя цена не понравилась, сказали дорого. А их цена не понравилась мне — это же штучный элитарный продукт, отдавать за бесценок, как минимум, глупо.

— Да, несомненно глупо, — кивнул Иван Тимофеевич и опять задумался.

Я вытащила из ящика оставшиеся три брусочка мыла-скраба из овсянки и положила перед Иваном Тимофеевичем:

— Вижу вам понравилось. Дарю.

— Лидия Степановна, эммм… мне право неудобно… — смутился тот, с интересом рассматривая мыло.

— Ничего страшного, Иван Тимофеевич, вы же видите, я еще себе много наделала. Через день-два застынет и будет готово.

Иван Тимофеевич, задумчиво рассматривал мыло, пил какао и молчал. Я тоже молчала. Было любопытно, о чем он думает и до чего додумается.

— Лидия Степановна, а вы вот прямо так его и дарите, да? — уточнил Иван Тимофеевич. — Без обертки, без упаковки? Может, коробочки какие используете?

— Ну, я банально перевязываю тесемкой, — призналась я, — правда тесемку покупаю яркую. Просто я не знаю, где можно взять красивую бумагу для обертки. И тем более не знаю, где взять все эти коробочки. Их же клеить надо, бумага нужна красивая и все такое…

— Слушайте, Лидия

Степановна, а линейка есть у вас?

— Простите, что? — удивилась я такому резкому переходу на другую тему.

— Линейка. Обычная школьная линейка. Или портняжный метр?

— Увы, нету, — с удивлением развела руками я, — на работе так-то есть, а дома еще не обзавелась. Да и без надобности пока мне.

— Тогда подождите минуточку, — отставил недопитую чашку Иван Тимофеевич и выскочил из квартиры.

Через пару минут он вернулся. В руках держал линейку и небольшой блокнот.

Иван Тимофеевич педантично обмерял длину и ширину брусочков мыла, а так как мыло с блёстками было круглой формы (формочки нашлись только такие), так он измерил диаметр.

— Ну вот и хорошо, — удовлетворенно заметил он, записывая последние цифры. — В общем, Лидия Степановна, не знаю, что из этого выйдет, и выйдет ли хоть что-нибудь, но завтра в типографии попробуем напечатать упаковку. Так сказать — экспериментальный образец. Надо только названия придумать.

— Легко, — сказала я, усмехнувшись, — предлагаю что-нибудь типа "матовый нюд с увлажняющей текстурой бальзама", "сочный фреш зеленого яблока", "коралловая симфония с успокаивающим эффектом", "нежная улыбка радуги"…

— Не спешите, не спешите, Лидия Степановна, — Иван Тимофеевич торопливо записывал в блокнот.

— Иван Тимофеевич, я таких вот названий могу бесконечно перечислять, — хихикнула я (из прошлой жизни помню такой вот информационной ерунды много).

— Интересно, — внимательно посмотрел на меня Иван Тимофеевич, словно видел в первый раз.

— Иван Тимофеевич, — сказала я, — только когда будете название печатать, было бы хорошо, сверху на каком-нибудь иностранном языке перевод написать. На французском там, или итальянском… красивым шрифтом…

Иван Тимофеевич кивнул и отметил в блокноте.

— Но лучше, конечно, на арабском или хинди, — продолжила развивать мысль я. — В общем, чем экзотичнее — тем лучше.

— Лидия Степановна, — вдруг сказал Иван Тимофеевич, — я вот подумал… а что, если вам попробовать написать заметку о красоте для женщин. Проба пера, так сказать…

— Не вопрос, Иван Тимофеевич, — пожала плечами я, — Сколько строк, о чем конкретно нужно писать и какой срок?

— Давайте так, — наморщил лоб Иван Тимофеевич и черканул что-то себе в блокноте, — напишите, к примеру, о пользе крема для рук, с убедительными примерами. Кратенько. Скажем, предложений на десять. А мы посмотрим, может что и получится… И не спешите, до следующего понедельника время есть.

— Хорошо, — согласилась я, прикидывая, когда же я все успею.

— Если у вас хорошо получится, а я почему-то уверен, что получится у вас замечательно, — можно будет взять вас к нам в газету, — сказал Иван Тимофеевич. — Рубрику для женщин никто нормально не ведет. И, соответственно, ее практически не читают.