Контрабандист
Шрифт:
– Это вы привезли машину для пончиков? – Спрашивает она у меня шёпотом, бросая из-под очков тревожные взгляды по сторонам.
– Я, – так же шепотом, держа руку на кобуре, отвечаю.
– Выгружайте, – шепчет Чёрная дама и возникшая из темноты группа таких же чёрных-пречёрных силуэтов уволакивает трюм куда-то во тьму.
И тут – яркий свет!
– Всем стоять! – Несётся из мегафонов: – Руки вверх! Ангар оцеплен! Вы обвиняетесь в контрабанде страпонов!
Вот тут я не сдержался и хихикнул – как представил суд, где судья, обличая меня, этим самым размахивать будет – прорвало меня тут.
– Ты чего? – Непонимающе уставился на меня Сиам: – Чего весёлого-то? Дело, сам видишь какое – тонкое.
– Да это я так, отвечаю: – Подумалось просто – если это всё я лесбиянкам тащу, то неувязочка выходит.
– Какая неувязочка?
– Так они же мужиков не любят и, типа, без них обходятся?
– Ну?
– Так члены-то им зачем? Вагин бы заказали – это логичнее было бы.
Пинок от него я получил хороший – даже скафандр не сильно помог.
Сиам, правда, после, когда я вернулся, и извинился, и пивом проставился, ну да я не в обиде был, понимал, что нервничал он. Задание и вправду, по местным меркам, того, не кошерное было.
Другой раз отправил он меня силос доставлять.
Силос. Контрабандный. Угу, именно так.
Бред? Угу и ни как иначе!
Так бы это событие и осталось ничем не примечательным в череде прочих переделок, если не пара моментов.
Подоплёка этого задания была проста – на Станции бастовали грузчики – и это было первым событием, словно выключатель запустившим всё последующее.
Получить, довезти, сесть – с этим проблем не было.
Они, проблемы эти самые, начались после посадки.
Сел, техники корабль осмотрели, топлива подлили, смазкой, где надо, прошлись и ушли. А я – сижу. На опоре – жду, когда груз заберут. Морду кирпичом сделал – типа знать не знаю, ведать не ведаю, что тут у вас творится.
Ждал я так минут сорок – никого. Надоело – пошёл разбираться.
Только из ангара выхожу – митинг. Грузчики бузят. Тут всё как обычно – работы много, денег мало. Ораторы разные на трибуну из ящиков карабкаются, речи толкают – про угнетение рабочего класса, да как они – эти самые ораторы, за рабочий класс страдают.
Страдальцы, блин!
Я как на костюмчики их глянул – мама дорогая, да такой прикид если не на пять, то на три оклада грузчика местного потянет. В общем ясно – сколачивают господа политический капитал на трудягах этих.
Ну постоял, потолкался, послушал. Больше трёх речей не выдержал – суть-то одна – вы меня в депутаты и тогда я – уххх! Аххх! И будет вам счастье.
Старые и, увы, пустые, песни.
О помощи в разгрузке я и заикаться не стал – толпа распалена, того и гляди – на штурм сектора администрации пойдёт.
В общем – вернулся в ангар, взял платформу транспортную и загнал её под брюхо, аккурат под трюм, благо управление платформы этой я при предыдущих разгрузках подсмотрел.
Дальше – просто. Забрался в рубку, кнопкой щёлк – кораблик только вздрогнул, когда конт на платформу упал. С грохотом таким… Сильным. По высоте-то я платформу не отрегулировал – забыл, не грузчик же я.
Выбрался наружу – ну ничего, стоит конт на месте. Кривенько, но стоит. А мне большего и не надо – вновь за рычаги взялся – в сторону отогнать. И вот стоило мне только с места стронуться – ворота как распахнутся, да толпа та, что митинговала, в ангар да как плеснёт!
Несутся на меня, кулаками размахивают и орут.
– Штрейкбрехер! Сволочь! Слезай с платформы – убивать ща тебя будем!
Вижу – влип. Был бы то один-два – может и отбился бы. Три-четыре – тут ствол уже нужен. Ствола, к слову, нет. А тут – сотня на меня несётся!
И до корабля не добегу – с трапа за ноги стащат.
Вскакиваю на конт и руками машу – мол не убивайте, дайте слово сказать.
Остановились. Платформу в тесное кольцо взяли.
– Мужики! – Машу руками над головой: – Пилот я! Рейс горит! Вот сам и взялся!
Не работает – толпа ворчит недовольно и несколько рук к конту тянутся – а ну как качнут, грохнусь же, а тогда всё – затопчут.
– На фрахте я! – Продолжаю надрывать горло: – Я и не знал, что у вас тут такое.
Впустую – толпа крови жаждет, да и оратор тот, в костюме, на ящики залез, в меня пальцем тычет, да про предательство интересов трудящихся поёт. И так складно – его послушать, так я агент капитала, того самого, с большой буквы «К». И прибыл я сюда только затем, чтобы всё здесь испоганить и разрушить – до основания самого.
Мне, его речи, понятны яснее ясного – распалить народ, указать жертву, а как кровь прольётся, то тут он на коне будет – нет ничего хуже, когда толпа кровь почует. Вот только кровь та – моя, а я к своей весьма бережно отношусь. Да и сыграть роль ступеньки, в карьере очередного говоруна, желания нет.
Осознал я, значит всё это, да как на меня накатит! Это что же – мне вот тут, на потеху болтуну очередному, жертвенным барашком быть?!
А вот хрен тебе!
Перед глазами, от злости, даже муть повисла – зеленоватая такая, да руку, левую, в районе запястья, как холодом обжигает. Отступаю на край контейнера, разбегаюсь и, со всей силы, прыгаю – прямо на этого, в костюме.
Наверное, облегчённая гравитация в ангаре том помогла – до него метров тридцать было. А может и злость – это я, сам удивляясь результату, тогда решил.
Долетел – точно перед ним на край ящика ногами стукнулся – оратор аж рот от изумления открыл. Сказать он что-либо не успел – а ему моментом в брюхо и в морду, оскаленную, сунул. Со всей пролетарской злостью воткнул – он так, с открытым ртом, и с гораздо меньшим количеством зубов, куда-то за ящики улетел.
А я?
А что я?
Спрыгнул вниз – гляжу кусок трубы торчит. Схватил его и на толпу – всё одно убивать будут, так чего ж не повеселиться?