Контрафакт
Шрифт:
Кирилл опять кивнул. Тут он действительно кое-что понял: схватить провод и тянуть. И схватил, и вытянул, и Леонид Петрович похвалил его, сказал, что сам ни за что бы не справился, а так – пожалуйста, все сделано, и стоп-сигналы горят.
– Во, нажимаю на тормоз. Горят красные лампочки?
Кирилл солидно подтвердил:
– Горят стоп-сигналы.
А на обратном пути заважничал: не стал цепляться за Леонида Петровича, заложил руки за спину и шел враскачку, ни дать ни взять – мастер после работы.
Возле самого дома Глебушка вдруг ойкнул:
– Папа приехал!
И припустил к черной машине с тонированными стеклами.
Машина стояла
Леонид Петрович заложил страницу обрывком пластмассовой тесьмы, которой стягивают книжные пачки, и вернулся к началу книги. Что-то зацепило там его внимание и мешало продвигаться дальше по увлекательному сюжету. Ага, вот: «Надобно сказать, что у человека моего положения (это говорит дворецкий великого князя) с обращением на “вы” и на “ты” отношения особенные, потому что и статус у нас, дворцовых служителей, особенный. Трудно растолковать, как это получается, но от одних людей оскорбительно обращение на “ты”, а от других обидно услышать “вы”. Попробую объяснить. Обращение “ты” я сношу только от августейших особ. Нет, не сношу, а почитаю за привилегию и особое отличие. Я был бы просто убит, если бы Георгий Александрович, ее высочество или кто-нибудь из их детей, хоть бы и самых младших, вдруг сказал мне “вы”.
Третьего года у меня вышло разногласие с Екатериной Иоанновной по поводу одной горничной, которую несправедливо обвинили в легкомыслии. Я проявил твердость, настоял на своем, и великая княгиня, обидевшись, целую неделю мне “выкала”. Я очень страдал, осунулся, по ночам не мог спать. Потом мы, конечно, объяснились. Екатерина Иоанновна с присущим ей великодушием признала свою неправоту, я тоже повинился и был допущен к руке, а она поцеловала меня в лоб…»
Как странно… Система отношений остается неизменной – будь то царский двор начала XX века или Советская Армия шестидесятых годов. Ни страшные войны, ни революция с перетасовкой сословий ничего в этом смысле не изменили. Зыбкий баланс между фамильярностью и благорасположением сохранялся везде, где существовали субординация и официальный свод правил.
Леонид Петрович совершенно естественно говорил своим подчиненным «ты». И только в случае конфликта, натянутости и т. д. переходил на «вы»: «Товарищ старшина первой статьи! Приказываю вам…» Но это случалось редко, очень редко. Он ладил с матросами, любил их, а многих и уважал.
Однажды старпом эскадренного миноносца, где служил Леонид Петрович, стал настаивать на переходе на «ты». То есть сверху-то вниз и раньше было «ты». А снизу вверх Леонид Петрович старпому «выкал». Дело было за водкой. Старпом настоял на брудершафте. Выпили, сплетя руки, поцеловались и, упершись по эстонскому обычаю лбами, сказали друг другу: «ты баран» и «ты свинья». Но это ничего не изменило. Не говоря уж о том, чтобы – на людях, но и наедине
Через некоторое время Леонид Петрович получил небольшое повышение: его назначили в штаб дивизиона. Старпому он больше не подчинялся, и легко перешел с ним на «ты» – уже безо всякого брудершафта.
Однако же следовало вернуться к сюжету увлекательной книги, написанной к тому же отменным языком, стилизованным под время, и к самому повествователю – высокопоставленному лакею в третьем поколении.
Еще не грянула Первая мировая, еще не реет подобный черной молнии буревестник, предвещая переворот державы с ног на голову, еще далека-далека Великая Отечественная – грандиознейшая по убою людей война.
Москва готовится к коронации последнего, как выяснится много позже, российского императора.
Ах, коронация, коронация, величайшее национальное событие с ритуалами, протоколом, реакцией европейских, да и азиатских монарших домов, с могучим народным гуляньем за казенный счет, которое обернется трагической давкой на Ходынском поле.
Но пока ничто не предвещает беды, имеют место заботы только организационного плана. И вдруг – нате вам! Злодеи похищают августейшего мальчика, царевича Михаила Георгиевича, которого двор ласково называет Микой. И требуют в подброшенном письме немыслимый выкуп – величайший российский алмаз под названием «Орлов», который должен демонстрироваться миру при коронации. Что делать?!!
Уф.
– Ну и что тут интересного? – пожмет плечами осведомленный читатель. – Читает человек «Коронацию» Бориса Акунина, одну из десятка книг о благородном сыщике Эрасте Фандорине. Кто их не читал? Разве что ленивый и нелюбопытный.
– Да, – поспешим согласиться. – Сам по себе факт чтения мало примечателен.
Примечательно другое: где происходит общение с книгой и при каких обстоятельствах. Ведь не в постели при свете ночника погружался Леонид Петрович в художественный текст, не за письменным столом и не в метро, держась одной рукой за верхний поручень, а в совершенно неожиданной обстановке – сидя на четырех пачках «Истории» Данилова, притулившись к внутренней стенке собственного гаражного бокса, превращенного в склад. В то время как шестеро сотрудников УБЭПа записывают в акт и грузят в двадцатитонный контейнер содержимое этого склада, накопленное к сезону, который начался так неудачно для Леонида Петровича.
Не находя нужным демонстрировать свое потрясение несочувствующим людям и понимая, что ничего не может изменить, Леонид Петрович счел за благо уйти мыслями в иной, созданный писателем мир и, оставив свои проблемы, погрузился в проблемы царского двора накануне коронации Николая II – спасибо господину Акунину за живость и убедительность повествования. Вот она, хотя бы и утилитарная, польза от чтения художественной литературы!
Ура.
Взяли-то Леонида Петровича голыми руками и безо всякого затруднения.
Эх, Леонид Петрович, Леонид Петрович! Бывалый моряк и опытный, как сам о себе думал, бизнесмен! Да еще писатель, то есть человек, по определению наделенный наблюдательностью и фантазией, и психолог, обязательно психолог, что за писатель без психологии!
А вот поди ж ты! Обманули оперативники, как обыкновенного простачка.
Подошли даже не к торговой точке – остановили на лестнице, когда Леонид Петрович бежал за чем-то срочным на склад.
– Здрасте, мы из Калининграда, – сказал высокий скромный юноша, – нам вот закупиться надо, хотели с вами поговорить.