Контракт на молчание
Шрифт:
Вот сейчас, сейчас он подойдет и обязательно догадается. Почувствует запах или иную неправильность. На какой-то безумный миг я вновь начинаю надеяться, что это случится, а после мы сядем, все обсудим и найдем выход.
И все равно когда он подходит ко мне близко, я с трудом удерживаюсь от того, чтобы отступить назад. Запах парфюма Эперхарта пропитал меня насквозь и теперь расползается по нашему кондоминиуму, никакой душ не смоет и не поможет. Но Клинт участливо трогает мое плечо — то самое, которое недавно целовал Райан, заглядывает в глаза
Значит, вот оно что. Значит, на обычных городских улицах аморальные, беспринципные Валери смешиваются в толпе с порядочными Клинтами и совершенно никто их не клеймит и не вычисляет? То есть, выходит, если не попасться прямо на месте, с поличным, то наказание ниоткуда не придет? Но это противоречит всему, что я знаю!
Не такой уж он внимательный. Спорю, тот же Эперхарт точно бы заметил все несоответствия.
— Клинт, я хочу кое-что у тебя спросить. Очень важное для меня.
А теперь он решит, что мое состояние связано с неприятным разговором, хотя это не так. Но не могу я промолчать. Мне необходимо разобраться хоть в чем-то!
— Конечно, — серьезно отвечает он.
Я невольно любуюсь знакомым смешным жестким ежиком его волос и дневной щетиной на подбородке. Все такое родное, успокаивающее. И рука эта на плече так знакома. От ее прикосновения нет ни намека на сладкую внутреннюю дрожь. Было ли так же месяц назад? Валери, ты официально в полной заднице. Допустим, можно заставить себя хранить верность, но как захотеть человека вновь? Возможно ли это?
— Почему ты предложил переехать сюда? Я знаю твои аргументы, но я хочу узнать, как пришел к этой мысли.
— В смысле, Вэл? Мы с тобой сели, обсудили…
— Ты предложил мне сменить обстановку, чтобы мне не было так тяжело, чтобы я перестала плакать. Но ты же знал, что я все равно буду плакать. Ведь умерла моя мама.
— Конечно, я не спорю. И знаю, как вы были близки. Но здесь ты действительно отвлекаешься и не плачешь.
— А должна бы. Я плакала по ней сегодня на работе.
И по нам тоже плакала.
— Я не понимаю, что ты хочешь сказать. Ты можешь плакать здесь, дома.
— Но тебе это неприятно.
— Конечно мне неприятно, когда ты страдаешь. Я все переживаю вместе с тобой. — Ощущение, что еще Клинт начинает злиться из-за этого разговора.
— Отсутствие слез не всегда хороший знак.
Переспав с Эперхартом в первый раз, я не заплакала. Я напилась и пошла на улицу в надежде найти там неприятности, вместо того чтобы все выплакать и покаяться.
— Вэл, я запутался.
Я правда не знаю, как объяснить. Я не умею так красиво и удобно выворачивать слова, как некоторые. Придется спросить в лоб.
— Ты знал, что мама была против нашей свадьбы?
На долю секунды на лице Клинта проступает раздражение, но сразу же исчезает. Вот как.
— Я догадывался. Как-то раз она прямо сказала, что я ей нравлюсь, но не сумею сделать тебя счастливой. — И уже защищаясь: — Но это не значит, что я желал ей смерти или считаю, что она недостойна твоей печали. Я же не ребенок, чтобы судить о том, кто и чего достоин, по их отношению ко мне.
Да? А звучит так, будто как раз наоборот. Или я опять чего-то не улавливаю.
— Как думаешь, почему она считала, что мы не можем быть счастливы? — спрашиваю я грустно, не развивая прежнюю тему.
Пусть отношение Клинта к моей маме останется на его совести. Но, бинго, чертов Эперхарт был прав. Клинт о смерти моей мамы не жалел. Скорее всего, ему не понравилось и то, что я настояла на переносе свадьбы. Он не возражал, повторял, что понимает, но был заметно раздосадован. И едва ли готов терпеливо утешать меня день за днем из-за смерти человека, которого считал своим идейным недоброжелателем. Ее уход, скорее всего, воспринимался им как гарантированный зеленый свет на дороге к алтарю, вот и все. Но обсуждать это я не собираюсь. Его право, он не виноват, таких пар миллионы. Тех, кто изменял, думаю, все же меньше. А вот за это уже стану расплачиваться я. Мое решение, мой поступок, моя ответственность. Теперь мне легче понять, из-за чего так случилось, но это ни в коем разе меня не извиняет.
— Может быть, лучше присядем, а потом поговорим?
Я молчаливо следую за ним и усаживаюсь почему-то на кровать. Уже не боюсь, что мы слишком близко, от меня может пахнуть Эперхартом, а лямка бюстгальтера — перекрутиться и с намеком топорщиться под платьем. Наверное, любым другим отношениям такое доверие сделало бы честь, а мне остается только стыдиться.
— Я думал об этом, Вэл, — продолжает Клинт. — Возможно, она считала, что мы слишком одинаковые по темпераменту. Уступчивые, неспособные идти по головам ради цели…
Я пожимаю плечами. Когда мама впервые сказала о том, что Клинт мне не пара, я подумала совсем о другом. Подумала, будто она намекает на нашу не слишком бурную интимную жизнь. Теперь я на собственном опыте убедилась, что так и было… в смысле, с этой самой жизнью, но все еще не понимаю, как она могла узнать о настолько личной вещи. Так что, наверное, нет.
— Возможно. Но ты со мной счастлив?
На самом деле это важный вопрос, потому что если он не счастлив или хотя бы не был счастлив до смерти мамы, то куда мы движемся? Клинт улыбается, заправляет мне за ухо прядь волос. На моем лице дергается мускул. Ему не стоит меня сейчас трогать. Сначала я должна принять душ.
— Я счастлив, насколько это возможно на острове, где время застыло.
В этом месте я чуть не фыркаю. Для Клинта время застыло, но «Айслекс» даже не заподозрит, как такое возможно в принципе. Там все носятся, орут и даже дерутся. Ох, Клинту явно не хватает Сибил-стимула. Вот уж с кем точно не заскучаешь. Каждый раз, проходя мимо стула этой мегеры, я инстинктивно поджимаю в туфлях пальцы ног в ожидании очередной гадости.
И все же мне не нравится ответ Клинта. Я не спрашивала, счастлив ли он на острове. Я спросила, счастлив ли он со мной.