Контракт на невинность
Шрифт:
Камиль щелчком отправляет сигарету в дальний полет.
— Ладно. У меня не выйдет тебя переубедить, — произносит он с усмешкой и убирает руку из-под моей, поднимаясь с капота, — просто у ребенка должно быть два родителя. Если с тобой тоже что-то произойдет — он останется один.
— Камиль… со мной ничего не произойдет. Я сделаю для этого всё.
Он поворачивается ко мне, засунув руки в карманы и смотрит с высоты собственного роста — с нескрываемой иронией в глазах. Где-то за ней прячутся более темные и плохие эмоции.
— Если
— Почему ты сразу думаешь о самом плохом?!
— Потому что самое плохое было у меня? — иронично приподнимает он бровь в ответ, — я опираюсь на свой опыт. У меня нет ни одного родственника в живых. Какое-то время я рос на улице, после попал в детский дом. Хочу я такую судьбу своему ребенку? Да нет. Ты не вкуриваешь просто. У меня дочерта денег, и, естественно, они останутся тебе. Но кто-нибудь рано или поздно захочет у тебя их отобрать, как когда-то это случилось со мной, и ты с этим точно не справишься. Так яснее? Ладно, иди обратно в машину. Тут холодно. Ты там слышишь меня?
Я качаю головой, глядя рассеянно в пространство. Мир, ты правда несправедлив. Неужели конкретно этому человеку нельзя было отсыпать немного хорошего? Я думала, что у него было, хотя бы, хорошее детство, но, получается, что жизнь Камиля полностью состояла из самых плохих вещей, которые только могли случиться с человеком.
— Алё, цыпа. Очнись, — Камиль произносит это мне в лицо, наклонившись и поставив руки по бокам от меня. Я хмуро поднимаю на него взгляд, заглянув в самые темные глубины его глаз. И подаюсь вперед, порывисто обняв его за шею и пряча лицо у него на плече.
Я дышу им, зарываясь носом в водолазку и не обращая внимания на ледяной пронизывающий ветер, который треплет мне волосы на макушке. Думаю о том, что Камилю, наверное, очень одиноко жить в этом мире.
Но он и не умеет по-другому. Видимо, не представляет, как иначе. У меня вот фактически не было матери, и я даже представить не могу, что такое материнская любовь. Но все равно есть отголоски воспоминаний из детства, я помню, что такое, хотя бы, родительская любовь — папа был когда-то нормальным.
А у Камиля даже такого не было.
Как человек, он полностью разрушен где-то в глубине души.
— Заканчивай давай, — слышу я его голос над ухом, — тебя продует тут на хрен.
Я мотаю головой в ответ. Чуть отпускаю его, чтобы суметь потереться щекой об его подбородок, и дотронуться с поцелуем до его губ. Нет, нет, пожалуйста, мир, разве ты можешь забрать его у меня? Пожалуйста. Не может быть, чтобы не было никакого выхода.
Эпизод 56
Ситуация с Камилем оказывается для меня бОльшим потрясением, чем мне поначалу казалось, потому что у меня совершенно вылетает из головы часть вечера… начиная с того момента, когда я обнимала Камиля, изо всех сил думая, что мир не может у меня его забрать.
То
Тошнота подкатывает снова и снова к горлу. Кажется, я жалуюсь на это Камилю.
— Ты вообще ела сегодня? — интересуется он, а я мотаю в ответ головой.
Фрикадельки в столовой отбили мне аппетит. Сейчас, когда я думаю о еде, в носу словно появляется фантомный мерзкий запах и меня тошнит еще больше.
— Ты поехала крышей, цыпа? Надо было сразу сказать об этом.
Камиль тормозит на ближайшем перекрестке, и, нарушая все правила, разворачивается через двойную сплошную, рванув в другую сторону. Я растерянно смотрю на него. Его лицо не выдает ровно никаких эмоций.
— Куда мы?
— Сдашь все анализы прямо сегодня. Потом поедем в аптеку. Тебе дадут что-нибудь от тошноты, потому что это ни хрена не дело. В следующий раз говори все, что тебя беспокоит.
До меня доходит, куда мы направлялись, только когда мы подъезжаем к высокому зданию, фасад которого полностью застеклен. Камиль заставляет меня выйти из машины, берет за руку, пока ведет по залитой холодным светом почти пустой парковке. Охрана кивает ему, когда пропускает через турникеты, и стоит нам ступить на белую плитку внутри здания, как я чую, насколько сильно тут пахнет лекарствами.
— Позови Зайцева, — говорит Камиль девочке на респешене, которая, похоже, удивлена его появлением с такой поздний час, — пусть к себе зайдет.
Я удивленно рассматриваю идеально чистые полы и просто стерильный лифт, на котором мы поднимаемся куда-то выше. Если это какая-то клиника — то она не сравнится с обычной городской больницей, хотя, как постоянный их посетитель, я отмечала, что в последние годы их стали лучше финансировать — появился сносный ремонт и даже нормальные туалеты.
— А, что…. — растерянно выдаю, когда Камиль открывает дверь какого-то кабинета и заводит решительно меня внутрь. Там никого, кроме нас. Зато я сразу замечаю большую шайтан-машину, похожую на ту, с помощью которой меня сегодня осматривала врач.
Камиль кивком головы указывает на кушетку возле нее.
— Залезай.
— Чего? — теряюсь я окончательно, — а зачем?
Но все равно неуверенно подхожу к кушетке, и, еще раз бросив взгляд на Камиля, залезаю на нее, пошуршав пеленкой.
Камиль садится рядом, берет какой-то тюбик, и без слов задирает мне блузку, обнажая живот. Я чувствую, как на кожу падает холодный гель и меня внезапно разбирает смех, когда я начинаю понимать, что он собирается делать.
— Камиль, ты серьезно? Прикалываешься?