Контракт Паганини
Шрифт:
Йона молча посмотрел вниз, в сверкающую воду, и подумал о девушке, лежавшей на столе в отделении судебной медицины.
— Криминалист точно проверил все поверхности?
— Он обследовал пол и сфотографировал место преступления.
— Я поднимаюсь на борт.
Между причалом и яхтой лежали узкие потертые сходни. Йона шагнул на палубу, постоял на корме. Потом медленно огляделся и не торопясь двинулся по палубе, рассматривая предметы. Он осматривал место преступления так, словно до него здесь никого не было. Каждая деталь, которую он фиксировал,
За большим окном угадывался салон с рулевым колесом и лакированной обшивкой. Заглянув в окно под острым углом, комиссар заметил на стеклянной двери отпечатки пальцев — помогло уходящее солнце: чьи-то руки толчком открыли дверь, снова закрыли, оперлись, когда яхта качалась.
Йона вошел в маленький салон. Предвечернее солнце сияло на лакированных и хромированных поверхностях. На диване с темно-синими подушками лежали ковбойская шляпа и солнечные очки.
Вода плескала в остов яхты.
Йона скользнул взглядом по полу салона и дальше, по узкой лестнице, ведущей в носовую часть. Внизу было темно, как в колодце, и комиссару пришлось зажечь карманный фонарик. Осветился узкий пустой проход. Красное дерево влажно светилось, словно человеческие внутренности. Йона двинулся вниз по заскрипевшим ступенькам, думая о девушке. Осталась на яхте одна, нырнула с борта, ударилась головой о камень; в легкие попала вода, но девушка сумела подняться на борт, стащить влажный купальник и переодеться в сухое. Может быть, потом она почувствовала усталость и прилегла, не понимая, что серьезно ранена, не сознавая, что у нее кровотечение, из-за которого внутричерепное давление резко подскочило.
Но тогда Нолен нашел бы на ее теле следы соленой воды.
Не сходится.
Комиссар спустился еще ниже, прошел мимо кухоньки и ванной… Его все еще преследовало ощущение, что смерть здесь, на яхте, хотя покойницу уже отправили к патологоанатому в Сольну. Это ощущение повторялось каждый раз. Предметы молча смотрят ему вслед; крики, звуки борьбы, тишина покрывают их толстым ковром.
Вдруг яхта странно заскрипела и как будто легла набок. Йона подождал, прислушался, однако пошел дальше к форпику.
Лучи летнего солнца пробивались сквозь люки в потолке, освещая двуспальную кровать с полукруглым валиком в изголовье. На этой кровати девушку и нашли. Расстегнутая спортивная сумка на полу, ночная сорочка в горошек развернута. У двери валяются джинсы и кофточка. Сумочка висит на крючке.
Яхта снова качнулась, и стеклянная бутылка покатилась по палубе над головой у комиссара.
Йона сфотографировал сумку на мобильный телефон в разных ракурсах. Из-за вспышки тесное помещение как будто съёжилось, стены, пол и потолок словно бы на миг шагнули друг к другу.
Комиссар осторожно снял сумочку с крючка и понес с собой наверх.
12
Странная смерть
Йона замер в самом низу лестницы, ведущей к кухне и спальне. Со второй ступеньки ему было видно нижнюю часть стеклянной двери и кусок кормы. По пыльному стеклу проплыла тень, неожиданно появилась рука. Кто-то медленно двигался вперед. В следующую секунду комиссар узнал Эрикссона. Толстяк укладывал у двери желатин, по пухлым щекам стекали капли пота.
Поднявшись в салон, комиссар осторожно перевернул принесенную из спальни сумочку над дорогим деревянным столиком и высыпал ее содержимое. Ручкой раскрыл красный бумажник. В нем оказались водительские права в поцарапанной пластиковой обложке. Комиссар увидел красивое серьезное лицо, освещенное вспышкой: фотография была сделана в кабинке-автомате. Девушка сидела немного откинувшись, глядя вверх, словно кто-то рассматривал ее. Темные курчавые волосы. Комиссар узнал девушку из прозекторской: прямой нос, те же глаза, латиноамериканские черты.
«Пенелопа Фернандес» — прочитал он на водительских правах и подумал, что где-то слышал это имя.
Йона мысленно вернулся в прозекторскую. Обнаженное тело на столе в комнате с кафельными стенами и трупным запахом, умиротворенные черты, лицо человека, который уже не проснется.
Снаружи, в лучах солнца, дециметр за дециметром перемещалось массивное тело Эрикссона — криминалист снимал отпечатки пальцев с поручней: возил кисточкой с дактилоскопическим порошком, клеил скотч. Осторожно осушал влажные поверхности, капал специальный реагент, фотографировал проявляющиеся отпечатки. Толстяк вздыхал так тяжко, словно каждое движение давалось ему ценой мучительного напряжения, словно он вконец обессилел.
Йона, прищурившись, посмотрел на палубу и увидел ведро с привязанной веревкой, рядом валялась кроссовка. Возле кухни пахло подгнившими картофельными очистками.
Комиссар снова взглянул на фотографию в водительских правах. Посмотрел на рот молодой женщины, на губы, вроде бы с трещинками, и вдруг понял: чего-то не хватает.
Он как будто что-то видел, хотел сказать об увиденном — но совершенно забыл, что именно он видел.
Комиссар дернулся — в кармане зажужжал телефон. Звонил Нолен.
— Йона.
— Это Нильс Олен, главный патологоанатом отделения судебной медицины в Стокгольме.
Йоне стало смешно. Они знали друг друга двадцать лет, и он узнавал голос Нолена безо всяких церемоний.
— Она ударилась головой? — спросил комиссар.
— Нет, — удивленно ответил Нолен.
— Я подумал — может, она нырнула и наткнулась на камень.
— Нет, ничего подобного. Она утонула, это и стало причиной смерти.
— Ты уверен? — настаивал Йона.