Контракт Паганини
Шрифт:
— Откуда вы знали, что он уже не висел в петле? — вмешалась Сага.
— Я убиралась в малом салоне, — ответила Эдит, и нечто вроде язвительной улыбки на секунду появилось на ее испитом лице.
— Вы уже говорили, что Пальмкруна позавтракал как обычно. Но в это утро он не поехал на работу.
— Он просидел в музыкальной комнате не меньше часа.
— Слушал музыку?
— Да.
— Перед обедом он кому-то звонил, разговор был недолгий, — сказала Сага.
— Про это я не знаю,
— Он собирался ехать в аэропорт Арланда? — уточнил Йона.
— Да.
— Пальмкруна куда-нибудь звонил без десяти два?
— Да. Он уже надел плащ и разговаривал в прихожей.
— Вы не слышали, что именно он говорил? — спросила Сага.
Эдит постояла, почесала свой пластырь и взялась за дверную ручку.
— Умереть — это не самое страшное, — тихо сказала она.
— Я спросила — не слышали ли вы, что именно он говорил.
— Прошу прощения, — коротко сказала Эдит и собралась закрыть дверь.
— Подождите, — попросил Йона.
Дверь неожиданно осталась полуоткрытой; хозяйка глядела на комиссара через щель, но шире дверь не открывала.
— Вы успели сегодня рассортировать почту Пальмкруны? — спросил Йона.
— Естественно.
— Принесите, пожалуйста, все, кроме рекламы.
Эдит кивнула, закрыла дверь и вскоре вернулась с синим пластмассовым ведерком, полным конвертов и бумаг. Комиссар забрал ведерко, сказав «спасибо».
Эдит закрыла и заперла дверь. Через несколько секунд снова засвистел поводок. Подходя к машине, комиссар с Сагой услышали у себя за спиной злобный лай.
Сага завела мотор и тронула машину с места. Йона надел резиновые перчатки и стал рыться в почте; наконец он вытащил белый конверт с написанным от руки адресом, вскрыл его и осторожно вынул фотографию, которая стоила жизни двум людям.
47
Четвертый
Сага свернула на обочину и остановила машину. Высокая трава заглядывала в окошко. Йона сидел неподвижно, рассматривая фотографию.
Что-то заслоняло верх картинки, но в остальном она была на удивление четкой. Вероятно, фотоаппарат был спрятан, снимок делали тайком.
На снимке четыре человека стояли в просторной ложе концертного зала. Трое мужчин и женщина. Лица были отчетливо видны. Один отвернулся, но лицо все же не было скрыто.
Шампанское в ведерке, накрытый стол — можно есть, беседовать и слушать музыку.
Йона сразу узнал Пальмкруну с конусом бокала в руке, а Сага — двоих из трех оставшихся.
— Это Рафаэль Гуиди, торговец оружием, о котором говорится в письме шантажиста, — она указала на мужчину с жидкими волосами. —
— Оружие, — тихо сказал Йона.
— «Силенсиа Дефенс» — серьезное предприятие.
В свете софитов на сцене за спиной собравшихся в частной ложе был виден струнный квартет — две скрипки, альт и виолончель. Все музыканты — мужчины, сидят полукругом, лицом друг к другу, лица спокойные, сосредоточенные. Рассмотреть их глаза невозможно. То ли музыканты смотрят в ноты из-под полуопущенных век, то ли с закрытыми глазами слушают чужие партии.
— Кто эта женщина, четвертая? — спросил Йона.
— Минутку, — задумчиво сказала Сага. — Знакомое лицо, но… вот черт…
Сага замолчала, пристально глядя на лицо женщины.
— Надо узнать, кто она.
— Надо.
Сага тронула машину с места. Поворачивая на шоссе, она быстро сказала:
— Агата аль-Хайи. Военный советник президента Омара аль-Башира.
— Судан.
— Да.
— И давно она служит военным советником?
— Пятнадцать лет, может, больше. Не помню.
— Так что же там особенное на фотографии?
— Не знаю, пока не знаю. Я хочу сказать… в том, что эти четверо встретились и обсуждают возможность заключить сделку, нет ничего странного, — начала рассуждать Сага. — Наоборот. Такие встречи — в порядке вещей. Пожалуй, даже лучший способ что-то сделать. Встретиться, рассказать о планах и, может быть, попросить у Пальмкруны предварительное решение.
— А положительное предварительное решение означает, что Агентство скорее всего даст окончательное разрешение на экспорт?
— Именно. Решение директора Агентства — показатель.
— Разве Швеция продает оружие Судану? — спросил Йона.
— Нет, вряд ли. Надо поговорить с каким-нибудь специалистом по этому региону. Раньше, я знаю, Китай и Россия были самыми крупными поставщиками, но не уверена, что и сейчас так. В Судане с 2005 года мир, значит, с этого времени рынок полностью открыт.
— Так что же это за фотография? Почему Пальмкруна из-за нее покончил с собой? Единственное, что мы пока видим — это что он встречался в ложе вот с этими людьми.
Они в молчании ехали на юг по пыльному шоссе. Комиссар рассматривал фотографию. Перевернул ее, посмотрел на оборванный уголок и задумался, потом спросил:
— Так значит, фотография сама по себе совершенно не опасна?
— По-моему, нет.
— А вдруг Пальмкруна решил, что человек, сделавший эту фотографию, может раскрыть его тайну, и потому покончил с собой? Может быть, фотография — это просто предупреждение? Может быть, Пенелопа и Бьёрн важнее фотографии?
— Ни фига мы не знаем.