Контроль [Новое издание, дополненное и переработанное]
Шрифт:
Одним словом, смеялись бы и дальше, если бы Холованов не протянул руку к парню с наглой мордой, — мол, ваш вопрос, дорогой товарищ.
А тот и ляпни:
— Все у вас складно, товарищ парашютист, а вот у нас тут в цехе Настёнка Стрелецкая полы мела, заманили ее красивыми словами в парашюты ваши. Нет ее больше, Настенки.
Замерла толпа на полдыхании. Голубь под крышей крылами бьет — слышно. Год на дворе — одна тысяча девятьсот тридцать седьмой. Наглости такой… Заморозило зал. В ледяные глыбы толпу обратило. Оцепенели
— Провокатор, — совсем тихо, глядя под ноги, вроде сам себе сказал некто в сером. Тихо сказал, но услышали.
А он громче:
— Провокатор.
И вдруг дурным взвопил голосом:
— Провокатор!
И первым на провокатора — когтями в морду. Словно крючьями. И все вокруг стоящие — на провокатора. Рви его!
И разорвали бы.
Но протянул Холованов руку:
— Стойте! Если виноват гражданин, так не терзать его, аки барс свою жертву терзает, но доставить куда следует! Разобраться, с кем связан, кто его подослал, кто его подучил провокационные вопросы задавать, кто ему деньги платит. Рвать сорняк, так с корнем! И вообще. На чью мельницу воду льете, гражданин!? Приказываю! Рядом с ним стоящие, сомкнуть кольцо! Чтоб ни один волос с его головы не упал. Сейчас завершим митинг, я этого субчика сам на своей машине доставлю куда следует.
Сомкнулись вокруг наглеца передовые сознательные рабочие. Стеночкой в четыре стороны. Квадратом непробиваемым. Коробочкой.
— Советский суд вынесет вам меру. Только кто вам, гражданин провокатор, сказал, что Настя Стрелецкая разбилась?
А он, с мордой изодранной, эдак надменно подбоченясь:
— Да вся Москва говорит!
Тут уж к нему бросились со всех сторон: бей гада!
Но те, которые вокруг наглеца коробочкой, проявили сознательность — прикрыли.
И Холованов — толпе:
— Нельзя его убивать! Убивая провокатора, мы тем самым мешаем следствию. И еще: вот кричите все, а ведь и среди вас есть такие, которые поверили слуху, что Настя Стрелецкая разбилась. Я вам, товарищи, честно признаюсь, тоже грешен. Наслушался всяких разговоров и сам нос повесил. Хорошая девушка. Да многие же ее тут знают. И я ее знаю. Прыгали вместе. Потому как услышал про смерть ее — приуныл. А она в это время выполняла ответственное правительственное задание. Не могу сказать, какое. Тайна государственная. Но верю, что скоро наградят ее. Самым что ни есть важным орденом. А вчера аэродромом иду, и что вы думаете? Настя Стрелецкая с парашютом — навстречу. Ты ж, говорю, разбилась, а она смеется!
Молчит цех. Молчит, в тысяче глаз укор: провокатора мы разорвем в клочья, если будет на то ваша воля, товарищ Холованов. И вам бы самому первым на провокатора броситься и застрелить его. Чтоб народ не мутил. Но обманывать нас не надо. Сами видели: разбилась девка. И знали ее тут в этом цеху многие. Провокатора убить — ваше право, товарищ Холованов, а врать народу не к лицу. Даже полярному герою.
— Ладно, — Холованов говорит. — Москва слезам не верит и словам не верит. Знал: не поверите. Потому Настю Стрелецкую с собой привез. Настюха, а ну иди в цех родной. Покажись народу.
И вышла Настя.
Ахнул цех единым ахом. Заорал народ, затопал, руками заплескал.
— Настюха! Ты ли это? Н-настенька! Настась Андревна, гордость ты наша парашютная! Краса ненаглядная! Загордилась, в цех родной не показывается! Вот она! Глядите на нее! А ведь что гады болтали!
Хохотали и хлопали. Хлопали и хохотали. А тетки дородные, так те и заплакали: дурочка она и есть дурочка, сейчас спаслась, так в следующий раз разобьется. Дурочка поднебесная, а все одно жалко.
А Холованов руку вскинул:
— Товарищи! Вот вам пример коварства вражьего: «Вся Москва говорит». А вы уши развешивайте! А вы верьте больше! Где ж наша бдительность революционно-пролетарская? Когда враг открыто говорит, возмущаетесь все. А если тот же враг по трамваям в уши шепчет, так слушаете. Правду говорю?
— Правду, — дружно согласились.
— Этот мерзавец вам тут шептал, а его никто не остановил, никто ему язык не вырвал!
— Да мы его, товарищ Холованов, впервой видим! Не наш он.
— Значит, заслан! Держите там?
— Держим! — ответили сознательные рабочие в тридцать глоток.
— Наш революционный долг — не допустить, чтобы такие молодчики, как он, наши головы дурили. Наш долг — провокаторов и шептунов — к стенке! Ведите сей же час его в мою машину. Да стерегите. Вместе куда следует доставим.
— Доставим! — тридцать глоток ответили.
— А вам всем, дорогие товарищи рабочие завода «Серп и молот», советские парашютисты просили передать пламенный привет прямо из-под самого поднебесья!
В машину водитель дверку открывает. Холованов с Настей на заднее сиденье садятся. У Холованова в руках «Лахти» Л-35 — на провокатора наставлен. Повязан провокатор ремнями брючными, веревками, цепями — всем что под руку попалось, в ноги Насте и Холованову брошен. Подножки автомобиля сознательными рабочими облеплены. И вторая сзади машина ими же перегружена. Для охраны. Выехали с завода без труда — в честь приезда Холованова милиции было много, толпу оттеснили, машины пропустили.
Отъехали.
Холованов свой «Лахти» в кобуру прячет. Кобуру застегивает. Сознательные рабочие провокатора развязывают. Трет он руки отекшие. На среднее сиденье полез, обтирая платочком грим с лица. Ему с подножки некто в сером:
— Товарищ Ширманов, я вам харю не сильно покорябал?
— Ладно уж, — и к Холованову: — Ну как я вам вопрос, товарищ Холованов?
— Хорошо, Ширманов. Хорошо. И ребята твои хорошо работали. Всем им от моего имени — один выходной вне очереди.