Контроль [Новое издание, дополненное и переработанное]
Шрифт:
— Ясно. Только я по-американски говорить не умею.
— А тебе по-американски не надо говорить. Главное, чтобы ты по-русски не заговорила. Ты ему мимикой информацию передавай. И жестами. Телом, так сказать.
— Ясно. А если он будет говорить?
— А ты слушай и улыбайся.
— Ясно.
— Все. До вечера свободна. К вечеру оденешься завлекательно и мордочку подрисуешь. У тебя это получается. Иди. Ширманова ко мне.
— Товарищ Ежов, здравствуйте. Это я говорю, товарищ Сталин.
— Здравствуйте,
— Товарищ Ежов, мы тут с товарищами посоветовались и решили, что товарища Берия мало расстрелять.
— Мало, товарищ Сталин.
— Не будем его расстреливать. Его надо перевоспитать и исправить. Надеюсь, на Лубянке умеют перевоспитывать.
— Перевоспитаем, товарищ Сталин! Мы его на верный путь поставим.
— Он тут у меня. Я сейчас выделю охрану и отправлю его прямо к вам на Лубянку.
— Лубянка давно по этому мерзавцу плачет.
— Вы меня не поняли, товарищ Ежов. Мы решили товарища Берия послать к вам на Лубянку не в камеры, а в кабинеты. Товарищ Берия назначен вашим заместителем. Вы будете его начальником и постарайтесь своего нового подчиненного исправить и перевоспитать.
Идет Люська-Сыроежка под ручку с мистером Стентоном. Мистер Стентон Сыроежке в ухо непристойности шепчет. Смеется Люська.
Отлип от стены некто в сером и мистеру рот зажал. И Ширманов рядом. В подъезд дернули. В Вашингтоне подъезды на ключик закрываются. Но Ширманов профессионал. У него в кармане, если порыться, ключи от всякого подъезда найдутся.
Дернули мистера Стентона так, что вроде бы и не было никогда такого мистера на вашингтонских улицах.
Холованов ему фонариком в очи:
— Здравствуйте, мистер Стентон. Как дела с известным вам изделием?
— Великолепно, мистер Холованов.
— Завершили?
— Полный порядок. Завершили.
— И когда?
— Так неделю же назад.
Отлегло у Холованова. Улыбнулся:
— А вроде к концу года обещали.
— Именно так. Обещал. Но и вы обещали за скорость платить дополнительно. Поэтому мы постарались и завершили досрочно.
— И где изделие в данный момент?
— Как где? Как это где?
— А ты не вскипай! Где, спрашиваю, изделие?
— Так вам же отдали!
— Когда отдали?
— Так вчера же. Девчонка от вас была. Худенькая такая. Симпатичная.
— И трость у нее была?
— Трости не было, женщины с тростью не ходят. Но в сумочке у нее набалдашник от трости был.
— Такой, как надо?
— Точно такой.
— А документы ты проверил?
— Как без документов, мистер Холованов? Все документы в полнейшем порядке. И расписочка у меня в сейфе. На вашем бланке.
Дракон Ширманову жестом предлагает выйти. Вышли. Закурили. Дракон, затянулся, сплюнул и долго матерился, душу изливая.
— Увели!!! Увели «Контроль-блок»! Как же они, гады, меня выследили? На кон жизнь поставлена и моя, и твоя, и товарища Сталина. Из нашей колоды козырного туза сперли. Без него — смерть. Хорошо, хоть Жар-птица вовремя спохватилась. Знаешь, Ширманов, даже как-то и легче. Наверное, так себя приговоренные к смерти чувствуют. Объявили приговор, и все сразу безразлично. Сгорели мы с тобой, Ширманов. Вся власть, весь контроль теперь в руках Ежова Николая Ивановича. Меня он не простит и тебя тоже. На одном пыточном станке висеть будем.
— Люблю компанию.
— Не будем плакать. Вернемся к делу. Решение для данной ситуации только одно: не показать Ежову, что мы спохватились. Поэтому убить Стентона мы не можем: это будет сигнал Ежову, что мы заподозрили неладное и включились в борьбу. Но нельзя нам мистера Стентона живым оставить. Его ведь спросят в любой момент: а не интересовался ли Холованов изделием? А что он ответить может? Он и ответит, что Холованов интересовался. В этой ситуации Ежову надо будет немедленно выступать, и сил у него явно больше. Что же нам делать, если нельзя Стентона ни убить, ни живым оставить? Пропасть мистер Стентон тоже не может: это тот же сигнал Ежову.
— Тут ничего не придумаешь.
— Нет, Ширманов, придумать можно. Жалко, Вашингтон, в отличие от европейских столиц, сразу после окончания рабочего дня пустеет. Но ничего. В общем так: мистер Стентон должен сам умереть. Умереть сегодня. Естественной смертью. На глазах десятков свидетелей.
— Дракон, уже вечер. Умереть естественной смертью сегодня в Вашингтоне на глазах десятков свидетелей — это только на вокзале. Невозможно.
— Ширманов!
— Я.
— Займись.
Глава 20
Добро и звери помнят.
Стрелецкая Анастасия Андреевна — верный страж сталинской власти. Если разобраться — свирепая рысь. Но и без разбирательства ясно: ищейка, измену вынюхивающая, готовая рвать любого, на кого Хозяин укажет.
Но и в ее черствой душе не погасли искорки благодарности. Обучил Севастьян редкому умению сейфы курочить, за то Настя от случая к случаю его подкармливает. И подпаивает. Хотя можно было бы словами благодарность выразить да на том и успокоиться.
Процесс нелегального подкармливания (и подпаивания) арестантов в определенных кругах именуется термином «греть зону». Настя греет не зону, а всего одну камеру, в которой заточён Севастьян и трое других обитателей. Но как передать Севастьяну? Тут нет проблем. Севастьян — преподаватель. Севастьян учит бойцов личной сталинской тайной армии умению вскрывать сейфы. Для того создана учебная точка с десятками самых разных сейфов. Настя на этой точке мастерство оттачивает, повышает квалификацию. В сейфе, который ни размером, ни цветом из всех остальных не выделяется, оставляет огурчики, помидорчики, круги колбасы копченой, грелки со спиртом или другими бодрящими жидкостями. Приходит Севастьян урок проводить, задает очередному балбесу задачу, и пока тот, матерясь и ногти кусая, с неподдающимся замком возится, учитель у другого сейфа, дверкой прикрывшись, глотнет пару раз затяжными глотками коньяка кремлевского стандарта, зажует ломтиком лимона и урок продолжает, над очередным недотепой посмеиваясь.