Контроль
Шрифт:
Мы молчим, он прижимает меня к себе и гладит по волосам. Нам не нужны слова, мы прощаемся.
— Не провожай меня из аэропорта, хорошо? — прошу я. — Так будет лучше.
— А как ты добреешься?
— Как все смертные, на такси.
— Мне не нравится эта идея.
— Саш, — вздыхаю я. — Ты ведь понимаешь, что я возвращаюсь в свою жизнь. Там такси роскошь. Я стану ездить на них, когда нельзя добраться на автобусе или метро. На автобусе, метро, пригородных поездах я буду ездить чаще. Я продолжу жить в общаге и летать эконом классом.
— Решено, — отстраняется
— Ты с ума сошел? — устало спрашиваю я. — Не омрачай наши безумные выходные деньгами.
— Я просто не хочу тебя отпускать, — признается Саша. — Я понимаю, что должен и сделаю это, но… я ведь могу о тебе заботиться, помогать.
— Нет, не можешь. — Я качаю головой. — Иначе мы не отпустим друг друга и рано или поздно обо всем узнает Ник. У нас был уговор.
— Даш… — Он прижимается лбом к моему лбу, стискивает в объятиях и говорит. — Но я тебя очень прошу, если когда-нибудь в твоей жизни случится ситуация, когда тебе будут нужны деньги. Неважно когда, сейчас или через десять лет обещай, что ты позвонишь мне.
— Саш… — начинаю я.
— Я не прошу больше. Мне нужно, чтобы ты понимала, у тебя всегда есть я. Я всегда могу помочь. Просто знай.
— Хорошо… — соглашаюсь я, просто надеясь, что никогда в такой ситуации не окажусь. Но, кажется, его это успокаивает, и он отпускает меня из объятий и из жизни. Наш самолет идет на посадку и нас просят пристегнуть ремни.
Глава 17
Я не позволяю Саше меня проводить, и даже поцеловать напоследок. Мне слишком больно. Настолько, что кажется не могу дышать. Когда сажусь в такси, которое он не позволил мне оплатить, чувствую, будто отрываю от себя нечто очень важное. Мои чувства и разум никогда еще не были в таком раздрае. Я понимаю, что мы поступаем правильно, но с другой стороны, почему, если мы так хотим быть вместе, мы должны через силу держаться на расстоянии друг от друга? Потому что Ник испытывает ко мне какие-то чувства? А как же наши чувства? Неужели мы не заслуживаем любви?
Как-то получается сдержать слезы и сохранить лицо, пока Саша смотрит вслед, но потом меня накрывает, и всю дорогу до общаги я рыдаю, не в силах остановиться и по приезду еще долго сижу в машине и пытаюсь успокоиться, потому что время девять вечера и на крыльце собрались курильщики. Несколько лиц мне знакомы. Не хочу, чтобы меня видели в таком состоянии. Решаюсь выбраться, только когда все уходят. Расплачиваюсь с понятливым таксистом и направляюсь в комнату, пошатываясь, словно пьяная и молясь, чтобы никто не попался по дороге.
Мечтаю, чтобы Машки не оказалась дома. Ну, может же она пойти на свидание или в клуб. Или к бабушке уехать в глухую деревню на Волге — собиралась же! Но нет, плохая бы она была подруга, если бы уехала, зная, в каком состоянии я вернусь.
Машка валяется на кровати, а рядом на тумбочке стоят две бутылки вина и миска свежей клубники, а так же криво порезанный сыр на пластиковой тарелочке.
— Даш? — встревоженно
— Плохо, — признаюсь я и кидаюсь в ее объятия.
— А я ведь говорила тебе, что эти выходные — плохая идея. — Подруга отстраняется и укоризненно смотрит на меня. — До тех пор, пока ты не согласилась на предложение Саши, хотя бы не рыдала в три ручья.
— Ты ничего не понимаешь, — всхлипываю я. — Я была так счастлива, что, даже зная, насколько мне будет больно потом, ни за что бы не отказалась от этих дней, которые принадлежали только нам. Мне было хорошо с ним, Маш. Очень.
— Ну лекарство от разбитого сердца у нас есть. — Подруга указывает на бутылку. — Сейчас тебе полегчает, ты немного успокоишься и расскажешь мне все-все. Хорошо?
— Хорошо, — соглашаюсь я и падаю на кровать.
— А завтра нас ждет увлекательное путешествие, — продолжает Машка, доставая штопор из ящика.
— Какое? — подозрительно хмурюсь я.
— К бабушке в деревню поедем.
— Да ладно? — удивляюсь я. — К твоей бабушке?
— А почему бы и нет? — Машка пожимает плечами и разливает вино по бокалам. — Дом там большой, делать нечего. Обожремся клубникой и домашними сливками, потырим мед прямо из медогонки, покупаемся и в пятницу приедем домой. А то мне на субботу поставили консультацию.
— Ты знаешь… — Идея Машки внезапно приходится мне по душе. — Пожалуй, это действительно здорово. А там будет видно. Возможно все же уговорю Машку на небольшое путешествие к морю, а если не, то до конца лета уеду к родителям. Я не планировала к ним так надолго, но это лучше, чем скучать в общаге.
Машка разливает вино, я залпом осушаю первый бокал, второй выпиваю медленнее и только после этого начинаю говорить, не замечая, как по щекам текут слезы. Нам с Сашей было так хорошо вместе, что фоток почти нет. Я влетела в первый день с мечтами, что сфотографирую каждый уголок Парижа, но потом… потом все, кроме Саши перестало иметь значение.
Мы болтаем и пьем вино до середины ночи, а потом я усыпаю, даже не переодевшись и не сходив в душ после самолета. Возможно, это хорошо, я не успеваю снова остаться наедине со своей болью. Машка все же молодец — не оставила меня наедине с собой.
Александр
Даша уезжает и увозит с собой мой долбанное сердце, а я остаюсь беспомощно стоять на парковке. И у меня в душе выжженная пустота. Киваю водителю и сажусь на заднее сидение автомобиля. У меня даже поздороваться нет сил и эмоций. Ощущаю себя живым покойником.
Мы выезжаем с территории аэропорта и скоро ныряем в темноту трассы. Пока едем до яркого участка, я отчётливо понимаю, что сказка закончилась. Вот этот темный отрезок дороги между огнями аэропорта и освещенным шоссе делит время на «до» и «после». Мне просто нужно взять себя в руки, смириться и начать жить, как я жил неделю назад. Без любви, сосредоточившись на работе. Главное не думать, как могло бы сложиться у нас с Дашей при других обстоятельствах. Такие мысли не приведут ни к чему хорошему.