Контролер памяти

Смерть смотрела на него неподвижными, похожими на лужицы гнилой воды, глазами валявшегося на краю тротуара птичьего трупика.

Флинн покачал головой и неторопливо, по привычке слегка сутулясь, двинулся к статуе внутренней свободы, туда, где слышались голоса детей, и озабоченные окрики их мамаш.

Статуя представляла из себя здоровенную деваху из белого, вроде бы биометаллического сплава, покрытую словно лишаями, зелеными пятнами оставшихся после сезона дождей окислов. Голова у нее была наклонена на бок, словно у курицы, с удивлением рассматривающей впервые снесенное кубическое яйцо. В правой руке она сжимала

Почему именно эта статуя была установлена посреди детского городка, являлось загадкой. Возможно, в ее присутствии даже имелся какой-то тайный, но так и оставшийся совершенно для Флинна непостижимым смысл. Вот только, обнаружить его не представлялось возможным, а стало быть, не стоило на это и тратить время.

Он уселся на одну из пустых скамеек и закурил сигарету.

Мамаши, уже привыкшие к его ежедневным появлениям, не обратили на него ни малейшего внимания. У них был свой мир, наполненный достаточно простыми заботами, тревогами, и радостями, в котором ему не было места. Соответственно, Флинну тоже до них не было ровно никакого дела.

Он курил и думал о том, что у него осталось не более получаса.

Потом ему придется отсюда уйти, оставив на скамейке, словно прочитанную газету, это приятное послеобеденное одиночество, и вновь вернуться к нему только через сутки, не раньше.

Приятное одиночество: Хм… забавная мысль. И не только забавная, но и верная.

Флинн подумал, что у себя дома он тоже одинок, но там одиночество было другим. Не таким полным, не таким законченным.

Хотя бы потому, что существовал сам дом, пусть неживой, однако с помощью компа создающий иллюзию существа, внимательно за ним наблюдающего, готового услужить по первому приказу. Здесь же, на этой скамейке, он был действительно, по-настоящему одинок, словно отделившись от всех других людей невидимым, сверхпрочным защитным экраном, словно превратившись в человека-невидимку.

Гм…

Сравнение ему понравилось и он рассеяно улыбнулся.

Человек-невидимка. Он был им не только здесь, сидя на этой скамейке, покуривая и время от времени выныривая из своего одиночества, будто рак отшельник из раковины, для того чтобы бросить взгляд на детей, игравших возле памятника в старые, добрые, ничуть не изменившиеся со времен детства их родителей игры, вроде «пожирателя ненужной зелени» или «хитрых счетов города туманов».

Существовала еще работа, которой он обеспечивал свою жизнь, дарующая ему право вот сейчас, не отвлекаясь на посторонние мысли, сидеть и наслаждаться полным, действительно настоящим одиночеством.

Работа… Нет, только не сейчас…

Он кинул окурок сигареты в урну и откинувшись на спинку скамейки, чувствуя как она слегка спружинила, попытался, как обычно, ускользнуть в упоительное ощущение покоя, расслабленности, отрешенности от окружающего мира, ради которого он каждый день сюда и приходил. Уйти, растворится, исчезнуть для того чтобы вернувшись обратно, почувствовать себя слегка изменившимся, совсем чуть-чуть помолодевшим, вдоволь насладится иллюзией будто неизбежная старость, а вслед за ней и позорный уход на покой, снова отдалились. И конечно, после того как он встанет со скамейки, после того как он сделает первые же несколько шагов, эта иллюзия обязательно исчезнет, растворится. Он поймет что чуда в который раз не произошло, но между этими двумя событиями все-таки будет краткий момент ощущения, ради которого стоит сюда приходить.

Однако,

Что-то случилось, была некая причина по которой он не мог уйти в благословенную страну отрешенности от окружающего мира.

Может быть, какое-нибудь услышанное им вчера слово, засевшее словно заноза в памяти и теперь не дающее забыть об окружающем мире, просто обрывок увиденного этой ночью сна, возможно, глаза увиденной им на бульваре мертвой птицы. Что именно — неважно.

Главное, такая причина была. Стоило ли пытаться ее определить?

Зачем? Все равно, делу это уже не поможет. Разозлится? Ну нет, такое с ним случалось и ранее. А злиться понапрасну… что может быть глупее?

Все-таки он разозлился, на какую-то секунду почувствовал себя ребенком, у которого отняли любимую игрушку. И сразу же вслед за этим, сидение на скамейке посреди этого так и брызжущего энергией детского мира потеряло для него всякий смысл, стало попросту глупым.

Раздраженно отшвырнув незажженную сигарету, которую достал было из пачки, Флинн встал и пошел прочь. Он знал, что допускает еще одну ошибку, поскольку должен был отсидеть на скамейке положенные полчаса. Покинув ее раньше времени, он дал повод приглядывавшим за своими чадами мамашам обратить на себя внимание, превратился из человека — невидимки в некую загадку. И значит, уже завтра они встретят его с любопытством, чисто машинально прикидывая сколько он просидит на скамейке в этот раз.

Но — ничего. Буквально через несколько дней к его присутствию привыкнут вновь. И можно будет опять ощутить себя на благословенном островке полного одиночества, вновь превратиться в человека-невидимку. А пока…

А пока об этом следует забыть. Его смену по причине того, что он не смог сегодня утром, как обычно посидеть на скамейке, никто не отменит.

Ах да, работа…

Он уходил прочь от памятника, прочь от счастливого детского крика и веселой возни, туда, где его ждала неумолимая и непоколебимая, благодаря постаменту на котором написано «долг», работа. Увильнуть от нее не было возможности. Да и не хотел он от нее увиливать, поскольку работу эту любил, понимал в ней толк, и неизбежный, с течением времени выход в отставку воспринимал как катастрофу.

В отставку… Ну уж дудки! Так легко он не дастся. И те, кто возможно мечтает сплавить его на пенсию, достигнут желаемого еще очень не скоро. По крайней мере, такого опытного и умелого копа как он, найти непросто. А значит, не стоит пока бояться призрака отставки. Да и боится ли он его на самом деле? В его ли привычках чего-то бояться?

Мертвой птицы уже не было. Видимо, за тот короткий период времени, что он провел возле памятника, ее убрали мусорщики.

Почему-то от этого Флинну стало значительно легче. Словно бы взгляд мертвой птицы, был чем-то материальным, прицепившимся к нему, превратившимся в невидимую, оттиснутую у него в памяти печать, в некий знак. Птицу убрали и этого оказалось достаточно, чтобы он поблек, почти исчез. Немного погодя он растворится и вовсе.

А так ли?

Флинн усмехнулся.

Какой смысл гадать? Главное — все возвращается в норму. Через несколько дней все окончательно станет как всегда. А пока, сегодня, ему необходимо отработать смену.

Прежде всего он коп — контролер памяти.

— Ну ладно, — ласково сказал сатана. — Ты неплохо справился с этим заданием. Готов к следующему?

— Только не сейчас, — промолвил Исмаил. — Сначала мне необходимо немного отдохнуть.