Контролер
Шрифт:
– У-м-м, ы-ы-ы, – мычал он, много ли наговоришь с тряпкой во рту.
– Сейчас я выну кляп, будешь отвечать на мои вопросы. Попробуешь кричать, перережу горло, понял? Если понял, моргни.
Он усиленно заморгал и затряс головой: понял, значит.
– Ты кто?
– Мужик, ты не понял... – как я и ожидал, мой собеседник оказался из тех, кто начинает гнуть пальцы, даже если у него связаны руки.
Закрыв ему рукой рот, я провел бритвой по горлу, несильно, но кровь показалась, и он это почувствовал.
– Еще раз спрашиваю, ты кто?
– Рыба, – ничего себе пескарик!
–
– Рыбин... Костя.
– Дальше давай. Кто меня заказал?
– Нас с Ефой послал Вишня.
– Зачем?
– Ты, это... Давай договариваться.
Я опять прикрыл ему рот и, схватив за мошонку, сжал. Сначала несильно, потом всерьез.
– Зачем вас послали?
– Сказал глушануть тебя, привести сюда, бросить в яму и засыпать.
– Грохнуть?
– Нет, – он, как ему казалось, незаметно согнул и разогнул ноги. Надумал, видно, постараться достать меня, а пока, глупышка, решил отвлечь разговором. – Просто бросить и засыпать. Пойми, Ген, это ваши с Вишней дела, я в них никаким боком. Наклонись поближе, что скажу...
– Это можно, – я послушно склонился над ним и воткнул палец в горло, под кадык.
Придя в себя по-новой, он загрустил: на этот раз я сидел на нем верхом, держа бритву у горла.
– Попробуешь встать на мостик или еще чего, умрешь мигом, уразумел?
Он кивнул.
– Кто такой Вишня?
– А то ты сам не знаешь.
– По какому адресу вас послали?
– Забыл, где живешь, у-у-у... – я провел тупым концом бритвы ему по щеке, а ему показалось, что острым.
– Адрес!
Он назвал адрес. Все правильно, за малым исключением. Не знаю, почему, но после первого корпуса нашего дома идет третий, а второй находится в ста метрах за ним. Многие путаются, особенно если учесть то, что здания абсолютно одинаковы, а таблички с номерами отсутствуют. Стало смешно и грустно одновременно. Представьте себе, собрался человек отомстить за погибших ребят и свою, поломанную об коленку жизнь, а заодно спасти мир, и тут какой-то Банан, Клюква или там Вишня как раз в это же самое время посылает парочку безмозглых отморозков, Ефу и Рыбу, треснуть по башке какого-то Гену, привести в лесополосу и закопать живьем. И эти дебилы, мало того, что не могут найти нужный дом, еще и нападают на совершенно постороннего! Хоть бы документы спросили, перед тем как вырубать. Да, можно только представить, что скажут мужики, если вдруг узнают. Нет, не узнают, потому что не буду об этом рассказывать. Подполковник, пусть даже бывший, боевой оперативник ГРУ, и так попался. Стыдоба какая.
– А где Ефа? – вдруг открыл рот мой пленник.
– Поверни голову вправо. Жопу видишь? Это – его.
– А что с ним?
– Ничего особенного, помер Ефа.
– Ответишь, Гена, – прошипел он. В том изысканном обществе, где он вращался, видимо, так принято пугать.
– Не перед тобой, – я уперся левой рукой ему в челюсть и отклонил голову вбок. – Да, едва не забыл, я не Гена... – и ударил его в висок камнем. Как говорится, если что-то не так, вы простите меня. Перед тем, как глушить человека и везти на природу закапывать заживо, стоит все-таки удостовериться, он это или не он.
У этих двоих здорово получались
Я забросал яму землей, утрамбовал, добавил еще земли и снова утрамбовал, а под конец покрыл ее опавшей листвой из кучи, которую заботливо подготовили для Гены покойнички. Потом попил еще воды, умылся, почистил одежду и сел в джип.
Посидел, подождал, когда перестанут трястись руки, выкурил пару сигарет. Отвык я все-таки от таких нагрузок на нервы, совсем разбаловался у себя в магазине. Последний раз мне приходилось сражаться там с одним-единственным алкашом, возомнившим себя слишком крутым, и призом в том бою была не моя собственная жизнь, а бутылка «Журавлей». Полистал паспорта граждан Рыбина и Ефимова, потом порвал их, обрызгал бензинчиком из канистры и сжег вместе с водительскими правами все того же Рыбина. Забросал костер землей и листвой, сел, наконец, в машину и поехал.
Я бросил джип у въезда в город, поймал частника и поехал к себе. С точки зрения безопасности и здравого смысла, стоило, конечно, отправиться на Преображенку, но я уперся и пошел на принцип. «Упертый хохол» – называет меня в таких случаях мама и добавляет, что с годами я стал точной копией родного отца.
Из маминых рассказов, достаточно редких и неохотных, я знаю, что папа был прокурором, причем, честным и несговорчивым. Никогда не «входил в положение», не любил «решать вопросы», не останавливался на полдороге и не любил проигрывать. Все это, вместе и по отдельности, создало ему много проблем в жизни и, видимо, испортило характер.
Я почти не помню его, они с мамой расстались, когда мне было чуть больше двух лет. Иногда всплывают в памяти картинки из прошлого: громадный мужик подбрасывает меня вверх, и мы оба хохочем. Для двухлетнего ребенка, впрочем, любой взрослый мужчина кажется нереально большим. Говорить о нем мама не любит, знаю, что он уехал из города, а она через три года после этого вышла замуж за молодого доцента кафедры марксизма-ленинизма местного политеха, вздыхавшего по ней еще со школы.
В квартире было тихо, соседка вредной привычки подниматься в такую рань не имела.
Звонить на Преображенку я не стал, Костя с Женей уже уехали, а Дед еще не вернулся. Принял душ, обработал небольшую ранку на голове перекисью. На мое счастье, кто-то из покойничков огрел меня по башке не железной трубой, а резиновым шлангом со стальным сердечником. Я его потом нашел в машине и прихватил на память о приятном знакомстве. В общем, пощипало немного и прошло.
Забросил бельишко в стиральную машинку, а сам пошел пить чай на кухню. Попробовал было поразмышлять: аккурат перед тем, как мне дали по башке, туда заглянула какая-то интересная мысль, но ее тут же выбили. Захотелось есть, и эта новость вызвала сдержанный оптимизм: при сотрясении мозга аппетит пропадает напрочь. Хотя, если разобраться, что там у меня в голове может стряхнуться, пустота, что ли?