Контрразведчик
Шрифт:
Леденев решил обойти верхнюю палубу. Он считал для себя необходимым больше двигаться, старался встретиться с возможно большим числом людей, заговаривать с ними: может быть, их поведение, интонация, случайно оброненные слова, особенным образом построенные фразы подадут ему конец нити, которая приведет к разгадке вчерашнего приключения.
Возвращаясь к средней надстройке, Леденев почувствовал чей-то взгляд. Он поднял глаза и увидел, что сверху на него смотрит начальник судовой радиостанции. Заметив, что его обнаружили, Колотов отпрянул назад и скрылся за высоким ограждением крыла ходового мостика.
Обойдя судно с бака до юта, Леденев вернулся в каюту, и, едва присел на диван, чтоб собраться с мыслями, в дверь постучали.
— Войдите! — сказал Юрий Алексеевич.
В дверях показался незнакомый молодой парнишка.
— Вы Леденев Юрий Алексеевич? — спросил он.
— Я самый, — ответил Юрий Алексеевич.
— Вас просит зайти Рудольф Иванович.
— А кто это — Рудольв Иванович?
— Как это кто? — Посланец был искренне изумлен. — Наш начальник рации. Рудольф Иванович Колотов. Он ждет вас в радиорубке. Я провожу вас.
— Ну что ж, пойдем, коли так…
В радиорубке Юрий Алексеевич удивленно ахал, тихонько прищелкивая языком и озираясь в заставленном и завешанном аппаратурой пространстве.
Играть роль впервые попавшего в радиорубку и несколько ошарашенного необычностью обстановки человека ему нравилось все больше, хотя он и допускал, что его собеседником может оказаться сам Волк.
Он даже, казалось, поначалу не заметил сидевшего в углу на кривом диванчике хозяина всей этой радиопремудрости.
Колотов посмеивался, глядя на ошарашенного общепитовца.
— Видел, — сказал он, переходя уже на «ты», — какая техника? Это тебе не на камбузе командовать…
— Сейчас и у нас внедряют механизацию процессов приготовления… — примирительно начал Юрий Алексеевич, но радист не слушал его.
— Радиограмма тебе, начальник. Вон там, на столике, возьми бланк да распишись в журнале. Олег, распорядись.
Молодой парень, приходивший за Леденевым, подал ему журнал. Юрий Алексеевич расписался, принял из рук Олега бланк с текстом радиограммы и прочитал:
«Дорогой Юра. Неожиданно прибыла тетя Белла из Новосибирска. Узнала про твой рейс и расстроилась, что не застала тебя. Будет ждать возвращения. Береги себя. Целуем. Дядя Вася».
«Спасибо, — подумал Юрий Алексеевич, — спасибо, «дядя Вася». Правда, я уже знаю про «неожиданный приезд тети Беллы» и даже едва не лишился из-за этого головы, но все равно приятно узнать о том, как вы все там заботитесь обо мне. Спасибо…»
— Вот незадача какая! — вслух сказал он. — Разминулись мы с теткой…
— Так она ждать будет, — сказал радист. — Или ты не понял, что там написано?
— Как не понять, понял… А все же нехорошо.
— Что это за тетя у тебя такая? Уж больно печалишься за нее, — спросил Колотов.
— Хорошая женщина.
— Молодая?
Колотов подмигнул своему помощнику.
— За шестьдесят уже, — мстительно сказал Леденев, — и горбатенькая при том…
Весь рейс думал Юрий Алексеевич о встрече с лоцманом Лейвом Эйриксоном, о том, как и где его будет разыскивать, но все сложилось наилучшим образом: боцман сам прибыл на борт «Уральских гор», как обычно, вести судно в Логен — одну из четырех гаваней Скагенского порта.
Когда теплоход ошвартовался у мола Мольтегрунскайен, капитан Юков по старой флотской традиции распорядился угостить лоцмана добрым русским обедом.
Он вызвал к себе по этому поводу Юрия Алексеевича, распорядился также в отношении прощального банкета, который судовая администрация давала в честь прибывших в Скаген иностранных туристов и встречающих их городских властей.
Юрий Алексеевич улучил момент, когда они остались с Эйриксоном наедине, и сунул в руки лоцману старую фотографию, врученную ему в Поморске полковником Бирюковым.
— Привет от Василия, — сказал Леденев и произнес по-норвежски: — Жизнь и смерть — поровну.
Эйриксон вздрогнул, взял фотографию, глянул на нее и длинное лицо его озарилось светлой улыбкой.
— О, — сказал Лейв, — Василий… Вы говорите по-норвежски? Русский я плохо знать, трудный язык, учу ваш язык много лет и ломать язык все время. Нет практика.
— Давайте говорить по-немецки. Я знаю этот язык, и вы его, как говорил мне Бирюков, знаете тоже.
— Хорошо, друг… Василий Бирюков… Как давно это было, а будто только вчера. Капитан Бирюков…
— Он уже полковник, камрад Эйриксон, и просит о помощи.
— Полковник? Помочь ему? О, конечно!
— Мне хотелось бы встретиться с вами за пределами судна.
— Понимаю.
Эйриксон сразу подобрался, словно он уже знал, о какой помощи просит его далекий друг из России.
— Через час приходите в кафе «Морской язык», это рядом с морским вокзалом. Я буду там ждать.
— Хорошо, — сказал Леденев. — Я приду.
Они сидели в «Морском языке» друг против друга за кружками с пивом и разговаривали. Леденев рассказал Эйриксону о том, что привело его сюда. Лейв внимательно выслушал Юрия Алексеевича и сказал:
— Кажется, я могу помочь вам. Мне знаком человек, которого вы ищете среди экипажа. Я знаю, кто он…
— Знаете?! — воскликнул Леденев. — Кто?
— Потише, пожалуйста. Здесь, правда, все свои, но не надо волноваться…
— Вы мне должны сказать, кто этот человек, Лейв.
— Нет, — сказал Лейв Эйриксон, — вам в это трудно будет поверить… Мне надо сделать так, чтоб вы все увидели сами. И, я думаю, они, этот Гэтскелл, господин Билл, и ваш соотечественник, захотят встретиться сегодня.