Контрудар (Роман, повести, рассказы)
Шрифт:
Святые места
Были на следующий день у Назара Гнатовича две волнующие встречи. Одна вовсе неожиданная. Переезжая на катере с Русановских садов к городскому причалу, он посреди реки встретил два нагруженных до отказа судна. Одно с ярким через весь борт названием «Червонный казак», другое — «Виталий Примаков». И впрямь в понятии Назара эти два имени были неотделимы друг от друга. Ведь сабли червонных казаков прославили имя сына сельского учителя из села Шуманы на Черниговщине. И воистину славный полководческий дар Примакова хорошо
Встреченные на стрежне реки, глубоко осевшие в водах Днепра, суда-труженики, суда-работяги везли остро необходимые заводам и фабрикам руду Криворожья и уголь Донбасса.
Другое смущало Назара Турчана. И он это смущение не скрывал ни от кого. Как и весь советский народ, он высоко ценил заслуги видного сына Украины начдива Щорса. Как и многие, ходил на бульвар Шевченко любоваться грациозным сооружением в честь командира богунцев и таращанцев. «Но, — говорил другим ветеранам бывший пекарь, — право же, стоило бы посадить Примакова, как и Щорса, на каменного жеребца».
Ходил Назар Турчан и в парк у моста Патона. Бродил по его тенистым аллеям вдоль пирамидальных тополей, густых вязов. Сидел под развесистыми плакучими ивами, которые, распустив ветви-косы, будто вместе с ветераном задумались о героической доле легендарного сына Украины, кому признательные киевляне воздвигли монумент в парке его же имени. Там не встретишь пылкого коня, умиротворенного твердой рукой всадника, но высится целая глыба слегка тронутого отбойным молотком дикого гранита. И этот первобытный лабрадор, служащий постаментом бюсту героя, символизирует его появление из самых глубоких, самых нетронутых, самых девственных народных недр.
С древних времен человечество, стремясь запечатлеть какой-то след на земле, оставляло на ней вещественно символические знаки своих значительных деяний. Египетские пирамиды и сфинксы, греческие и римские храмы, циклопические чудовища на острове Пасхи, золотой чеканки молельни ацтеков, каменные бабы в южноукраинской степи, памятники и монументы позднейших эпох и столетий.
Говорящий, поющий, окрыляющий камень! Он говорит о мужестве и подвигах отцов, поет об их верности Отчизне, Долгу, Другу, Слову. И призывает к этому же сущие и грядущие поколения.
Подобострастно изваянные из отборнейших материалов надменные лики царей, императоров, князей недолговечны. Они враз переходят в разряд уцененных товаров или же вовсе рушатся вместе с изменением социальных структур.
Бессмертны лишь подлинные творения настоящего искусства. Ибо оно не угождает моде, не потворствует капризу, не подхалимствует прихоти. Оно является следствием великих деяний народных масс. И так же как напряженная жизнь разветвленных корневищ и корней, стволов и ветвей, листьев и почек дает в конечном результате сочный и животворящий плод, так и напряженная деятельность миллионов перевоплощается рукою настоящего реалиста в образы великих вождей, гениальных полководцев, одаренных мыслителей.
Там же состоялась и вторая волнующая встреча. Но она не была неожиданной. О ней Турчану в город на Ворсклу писали уже давно следопыты школы с Куреневки. Там дотошно изучали боевое прошлое Советской
Турчана пригласили на торжественную линейку у памятника Примакову: пионерским отрядам присваивалось имя героя и его соратников.
Питомцы школы номер десять с первых классов недурно изъяснялись по-испански.
«Жаль, — подумал Турчан, — а ведь было времечко, когда так не хватало знающих этот язык».
На том торжестве гость с Ворсклы был на почетном месте. Его, не расстававшегося со старой червонноказачьей формой, и попросили вручать знамя комсомола червонным казачатам — юным примаковцам. И он эту миссию выполнил как нельзя лучше…
Не привыкать… Как-то старые путиловцы, служившие с ним в одном полку, пригласили его в Ленинград на торжество открытия двух улиц в районе Кировского завода — имени Червонного казачества и имени Виталия Примакова.
Ездил он, не забыв прихватить с собою походную бандуру, на сабантуй, как он говорил, и в Стрый. В честь знаменитого Карпатского рейда 1920 года. Тогда полки Примакова далеко в тылу пилсудчиков ворвались в город Стрый, сломив сопротивление врага на двух старых мостах, вместо которых теперь соорудили новый, фундаментальный. Ему и дали имя Червонного казачества.
А вот встреча в фуникулере… Сразу бросились в глаза уши и золотые очки. Мелкие, прижатые вплотную к голове мышиные ушки… Под буравящим взглядом из-под грозных бровей попутчика джентльмен как-то съежился. А потом оба узнали друг друга. А ведь прошло с тех пор полвека… Одного выдавали уши, другого — неповторимые брови.
Назар спросил того, не в туризме ли он? А «золотые очки», порывшись в жилетном кармане, предъявили визитную карточку со знакомой Назару фамилией и… с киевским адресом. Хозяин карточки сказал, что ему сдается, будто он встретил не того парня с Предмостной слободки, а его дедушку. Однако ветеран не растерялся и заявил: «Режу тем же концом, по тому же месту…»
Джентльмен дружелюбно сверкнул плотной обоймой золотых зубов. Сказал, что очень торопится и просит старого знакомого, если он только того хочет, зайти к нему на квартиру, поговорить… Назар пошел.
Что ж? Джентльмен говорил интересно, но не совсем понятно. Сказал и о себе, не скрыл своего прошлого. Но как это было преподнесено? Очень ловко! Получалось так: вот, мол, я, обычный человек, держу в руках спичку. Она для меня спичка и есть. Ну, а муравьям, известно, та спичка будет казаться бревном…
Назар вспомнил, как этот «аргентинский ковбой» через Горация советовал пану Неплотному не забрасывать далеко красный бант…
Перейдя на пенсию по своей воле с опозданием на пять лет, Назар не томился безделием. И не проводил время, подобно иным старикам, в городских парках, где с утра до ночи в так называемых словесных циклотронах беспрерывно стрекотали любители шашек и забивки «козла».
Неугомонный дед не успевал откликаться на бесконечные приглашения школ, заводской молодежи, армейских товарищей, военкоматов. С присущим ему горячим задором и народным юмором он рассказывал новобранцам о походах и боях, о мужестве и героизме, о товариществе и самопожертвовании, о своей сложной и интересной судьбе.