Контрудар (Роман, повести, рассказы)
Шрифт:
Выпалив все это, Грета Ивановна, сорвавшись с места, выскочила из комнаты, шумно хлопнув дверью. Собрался уходить и Алексей.
— Постойте, — остановил его Парусов. — Можно Ромашку не посылать. Вы сами, насколько я понял, метите в командиры. Вот вам приказ, передайте его Ромашке, моему заместителю. И смотрите сюда, — комполка развернул карту. — По неточным данным, первый Марковский полк намеревается нанести удар нашей Симбирской бригаде. Она занимает северную половину Яруги, полковник Докукин с марковцами — южную. Нам приказано перейти в Яругу, связаться с пехотой, вести поиски разведчиками и в
Алексей взял приказ. Спрятал его за обшлаг шинели. Пожелав Парусову счастливого пути, вышел. На улице навстречу ему попался Гайцев.
— Вы ездили в Ракитное к обозам? Что там за шум с помещицей? Парусова о чем-то на всех углах брякает…
— Пошли ее, комиссар, к чертовой маме и без никоторых данных. А насчет помещицы, то правильно. Какие-то там приезжали, раскопали их. Всякие разговоры идут. Говорят, помещицу разменяли, а сундучок с коллекцией куда-то пропал.
Алексей повел Гайцева к часовому у знамени. Показал опечатанный сундучок с ценностями, отобранными у грабителя — деникинского полковника.
Он никак не ожидал, чтобы эта невзрачная, обвязанная веревками и опечатанная сургучом шкатулка могла стать предметом всеобщего внимания и причиной многих предположений, басен и досужих легенд.
Полк шел рысцой. Роняя сгустки мыла, рвались вперед отдохнувшие кони. Всадники перебрасывались шутками, пели, смеялись.
Нещедрое зимнее солнце пригревало колонну. У всех было радостно и легко на душе.
Впереди колонны двигался Ромашка, вступивший во временное командование полком. Кнафт приблизился к нему.
— Товарищ командир, тут много сведений надо отправить в дивизию. Разрешите остаться.
— Валяйте, — согласился Ромашка.
— Товарищ командир, я гляжу на вас и думаю: вот это у нас настоящий кавалерист. У вас, если мне позволено будет сказать, внешность выигрышная. Один ваш вид чего стоит…
Ромашка пренебрежительно взглянул на адъютанта. Глубоко вздохнув, продекламировал:
Уж сколько раз твердили миру, Что лесть гнусна, вредна…Пересекая дорогу, рослый крестьянин на неоседланной пегой лошадке сравнялся с головой колонны. Сняв шапку, поздоровался с Булатом. Не останавливаясь, прямо полем подался к опушке видневшегося вдали леса.
— Это, сдается, тот, что встречал нас с красным знаменем? — спросил Ромашка.
— Он самый, — ответил Алексей, — Атаман зеленого отряда.
— А я так и не пойму, товарищ политком, чего они хотят, эти зеленые?
— Местные мужики. Деникин стал звать их в армию, они ушли в лес. Нарыли землянок. Сунулись туда каратели, их отбили. А потом Деникин плюнул на них. И так хлопот по горло. Он не трогал зеленых, они не трогали его. Рассказывал мне этот вожак — появились среди них махновцы. Стали клонить людей к анархии. Выбросили лозунг: «Бей белых, пока не покраснеют, бей красных, пока не побелеют». Но за ними зеленые не пошли. Отсиживались в своих землянках. Резались
Село Яруга, куда двигался полк, глубоким оврагом делилось на две половины. Северную, как это объяснил Парусов Алексею, занимала красная пехота. В южной стоял офицерский Марковский полк.
Кавалеристы остановились. Над колонной заструился, подымаясь вверх, голубой пар.
Красноармейцы Симбирской бригады 42-й дивизии, обрадовавшись появлению конницы, сгрудились у дороги и приветствовали кавалеристов, бросая в воздух свои барсучьи, с длинными хвостами, малахаи.
Деникинцы, заметив оживление среди симбирцев, да и появление длинной колонны кавалерии на участке пехоты не могло остаться незамеченным, — оставив окопчики, беглым шагом начали отходить в глубь Яруги.
Ромашка, обманутый маневром беляков, едва узнав обстановку у старшего пехотного начальника, полный решимости разгромить марковцев, с запальчивостью обратился к Булату:
— Товарищ политком! Воспользуемся случаем, атакнем с ходу.
Алексею вспомнилось удачное дело под Мантуровской. Загоревшись пылом Ромашки, дал согласие на атаку.
«И наконец-то, — подумал он, — пусть и молодой, не такой опытный, как Парусов, командир полка лично поведет людей в бой. Ведь и это должно зажечь массу».
Ромашка, весь сияя, обнажил клинок, взмахнул им над головой и скомандовал:
— В атаку, марш-марш! Ура-а-а!
Тяжелая серая лошадь Ромашки сорвалась с места и понеслась.
Шедший в голове эскадрон Гайцева подхватил «ура» и бросился вслед за командиром полка.
За «генштабистами» двинулись люди первого эскадрона.
— Ура, ура, ура! — заголосила пехота и, полная боевого пыла, еще выше начала метать вверх хвостатые малахаи.
Загудела мерзлая земля. Комья снега летели из-под копыт, били в лицо. По сторонам мелькали разрытые глыбы вспаханного, покрытого снегом поля. Голова конницы спустилась в низину. На склонах оврага, как миллионы штыков, торчали острые обнаженные ветки кустарника.
Забилось сердце Алексея. Вот еще одна короткая и вместе с тем такая тягостная минута, и спины белых начнут оседать под ударами звонких красноармейских клинков.
Кони сползали вниз. Скользя, цеплялись за малейший выступ. Уже исчезли из глаз фигуры бегущих деникинцев. Впереди стелилась уходившая вверх дорога.
Всадники, в боевом пылу, тяжело дыша, приближались к кромке склона. Кони, рванув, сильными прыжками взбирались на подъем. Еще несколько усилий, и впереди показалась широкая улица Яруги.
Но что это? Мираж? По улице, наклонившись влево вниз, прыжками неслись к оврагу штыки. Одна линия, а там еще и еще, рота, две, может, батальон или полк. Видны уже кровью налитые лица, черные погоны на подпрыгивающих плечах.
Встреченный залпом, остановился головной взвод. Задние, спускавшиеся в яр эскадроны, не зная, что делается там, наверху, остановились. Кони, выбиваясь из сил, едва удерживались на скользкой поверхности склона. Обрываясь, они ползли вниз, на самое дно яра.
Иткинс с револьвером в руках повернулся в седле: