Контуберналис Юлия Цезаря
Шрифт:
Родину поначалу показалась интересной музыкой, но потом он стал откровенно скучать. Классическую музыку он с детства не терпел. Ему бы сейчас послушать что-нибудь поэнергичнее. Типа группы "Бон Джови" или на худой конец что-нибудь из современной российской попсы. Веселей бы было.
Цезарь, заметив угасший интерес Ивана к струнно-речитативному исполнению, сделал знак музыкантам остановиться.
– Я вижу тебе не по душе кифары и лиры, мой Иван?
– Прости, мой Цезарь, что я недостаточно хорошо внимаю стихам и музыке. Возможно, я просто сегодня
– Насильно любить - это против человеческой души. Я думаю со временем ты поймешь эту чудесную музыку и будешь ее искренне обожать... А что, Иван Сальватор, можешь ли ты наиграть нам с Клеопатрой что-нибудь свое, славянское. Возьми любой инструмент, любимец богов и Цезаря и продемонстрируй свое умение, а мы послушаем.
Царица оживилась: она никогда не слушала славянской музыки.
– О, нет, Цезарь, - запротестовал Родин.
– Я не музыкант и не умею играть на музыкальных инструментах, тем более на кифаре или лире, тем более на авлосе...
Иван хотел было сказать, что мог бы спеть славянскую песню "Калинка-малинка", но вовремя закрыл рот: своим немузыкальным голосом он мог напугать любого среднестатистического слушателя, не говоря уже об утонченных слушателей царских кровей. И тогда на примере Ивана монархи подумали, что славяне явно немузыкальное и неголосистое племя.
Император разочарованно вздохнул.
– Жаль, что не сыграешь и не споешь, а то бы усладил наш слух, Сальватор... А знаешь ли ты стихи славянских поэтов?
– Знаю, - честно признался Иван.
– Так прочти!
– чуть не хором воскликнули Цезарь и Клеопатра.
Иван не стал долго ломаться, и, отказавшись от музыкального сопровождения знаменитого кифареда Анаксенора, которого настойчиво предлагал Цезарь, начал читать стихи Владимира Высоцкого:
Когда вода всемирного потопа
Вернулась вновь в границы берегов,
Из пены уходящего потока
На сушу тихо выбралась любовь,
И растворилась в воздухе до срока,
А срока было сорок сороков.
И чудаки, еще такие есть,
Вдыхают полной грудью эту смесь,
И ни наград не ждут, ни наказанья,
И думая, что дышат просто так,
Они внезапно попадают в такт
Такого же неровного дыханья.
Только чувству, словно кораблю,
Долго оставаться на плаву,
Прежде чем узнать, что - "я люблю",
То же, что - "дышу" или "живу"...
Когда Иван с чувством проговорил последние строчки, наступила минутная тишина, а потом раздались дружные аплодисменты Цезаря и Клеопатры, к которым тут же присоединились их приближенные и музыканты. Родин был польщен неожиданным триумфом. Гений-поэт и для античных людей гений.
– Какие божественные стихи!
– восхитился Цезарь.
– Особенно эти: "Но вспять безумцев не поворотить, они уже согласны заплатить, любой ценой и жизнью бы рискнули, чтобы не дать порвать, чтоб сохранить волшебную невидимую нить, которую меж ними протянули..."
– Да, это воины-всадники, одетые с ног до головы в железные доспехи. Типа парфянских катафрактариев.
– А мне понравились самые последние строки, - с восхищением призналась Клеопатра:
Я дышу, и, значит, я люблю,
Я люблю, и, значит, я живу.
– Будет время, напиши мне эти стихи и пришли в свитке, Сальватор, - попросил своего контуберналиса Гай Юлий.
– И обязательно укажи имя автора. Оно очень длинное и я сразу его не запомнил, хотя обладаю весьма отменной памятью.
– Хорошо мой Цезарь. Я напишу и пришлю.
Монархи попросили Родина почитать еще стихи, и тот согласился. Он в течение часа декламировал царю и царице Пушкина, Лермонтова, Огарева, Есенина, а потом сдался, честно признавшись, что устал.
Цезарь дружески похлопал его по плечу.
– Хорошо, отдохни, Иван. А сейчас я покажу тебе чудо-инструмент из Египта! Ты не останешься равнодушным к нему. После покорения Египта любой уважающий себя аристократ и богач должен иметь такой инструмент дома. Это водный орган - гидравлос. Пойдем ближе к бассейну.
Родин вспомнил, что ранее читал об этом инструменте. Сущность гидравлоса состояла в том, что воздух из миниатюрной ветряной мельницей вдувался в металлическую шаровидную камеру, погруженную в воду. С увеличением давления воздух вытеснял воду из шара и поднимал уровень воды в окружающем контейнере. При этом излишний воздух поступал внутрь трубы, поднимающейся над водой. Между ходами насоса давление воздуха в железном шаре сохранялось постоянным благодаря воде во внешнем бассейне. Водный орган имел четыре регистра, в каждом из которых было от семи до восемнадцати труб диатонической настройки. Поток воздуха, направленный по отдельным трубкам, регулировался клапанами, находящимися в квадратной камере, закрываемой квадратной деревянной затворкой. Каждая затворка имела соответствующую клавишу, на которую органист нажимал, выпуская тем самым воздух. Как и в современном органе, разные тона извлекались из гидравлоса с помощью трубок разного размера.
Рабы перенесли кресла царствующих особ ближе к бассейну. Цезарь, Клеопатра и Иван уселись в кресла. Вышел органист и начал нажимать клавиши, выводя из гидравлоса божественные мелодии. Эта музыка понравилась Ивану больше, чем та которую исполняли кифареды.
Прошло еще минут сорок, и водный орган смолк.
Итак, музыкальный салон закрылся. Пора ужинать. Цезарь распорядился накрывать стол в триклинии.
Вниманием Ивана завладела Клеопатра. Она давно хотела поговорить со спасителем Цезаря о далеком будущем, но у нее все никак не получалось. И вот вроде свободное время найдено, и можно задать интересующие вопросы. Клеопатра хорошо говорила по латыни, но с восточным акцентом. Все-таки италийский язык не был ее родным. Клеопатра вообще была полиглотом: помимо своего родного греческого она знала египетский, персидский, эфиопский, арамейский, берберский и др.