Контурные карты для взрослых (сборник)
Шрифт:
Наверное, мне снился кошмар. Меня догоняло стадо навозных слонов, плюющихся дурианами. Я проснулся оттого, что один из них попал в меня, раскололся и залил вонючей манной кашей. С кухни устойчиво пахло дурианом. Я встал, бросил пакет на балкон, плотно закрыл окна и снова вернулся в страну дурианов. Когда очередной навозный слон протрубил мне прямо в ухо, я снова проснулся. Часы показывали четыре утра. На балконе громко каркала, разрывая пакет и разбрасывая остатки дуриана, огромная черная ворона.
Кажется, ей тоже не понравился его вкус, и она продолжала клевать его уже просто назло. Балкон и постиранные штаны на балконе покрылись липкой грязью. В Токио никогда нельзя оставлять еду на балконе.
* * *
17 мая 2007 года в восемь утра шел дождь, и я тоже шагал по пути на работу, держа в руках свой старый синий зонт с ржавой ручкой. Позже, к обеду, тучи рассеялись, и я вышел на улицу без зонта. Пообедал, снова вышел на улицу. Там снова пошел дождь. Моментально промокнув, я вбежал в ближайший магазин по пути между рестораном и офисом и посмотрел на зонтики. По случаю дождя они стоили дороже обычного. «Конечно, дорого, — подсказывала внутренняя жаба, — и жалко. Ведь мой старый зонтик и офис совсем рядом». «Но ведь очень мокро, а ты и так уже совсем промок, — твердил голос разума. — Да и старый синий зонтик с ржавой ручкой давно никуда не годится. Новый будет весьма кстати». Спор закончился победой разума. Из магазина я вышел, держа в руках новенький прозрачный зонт с белой ручкой. А на улице уже снова светило солнце и было сухо.
А к вечеру дождь пошел снова. Я подошел забрать зонтик со стойки в офисе. Стойка была полна зонтами всех мастей. И только белого нового зонтика среди них не оказалось. Ктото из ушедших раньше упер мой новый зонт. Среднестатистический японец еще подумает, перед тем как взять, например, красный зонт. Но стандартные белые зонты, которые покупают все подряд, специально созданы для того, чтобы воровать их. «Ничего не поделаешь», — успокаивал меня голос разума. «Меня надо было слушать», — советовала внутренняя жаба. Стискивая в руках ржавую ручку старого синего зонтика, обиженный, я ринулся к станции, удачно впрыгнул в первый же поезд, вышел, пробежал мимо магазина и прилавка с расколотым дурианом, ворвался в дом, включил компьютер и начал писать рассказ про то, что было бы, если бы жаба тогда победила…
Ника Муратова
Эсса
Эсса — мальчик из маленького городка на границе Сенегала и Гамбии. Худой и пластичный, простодушный в своей наивности. Глупый в своем простодушном восприятии мира. А может, умный, но посвоему. Когдато я любила его как старшая сестра. Потом ненавидела как оскорбленная женщина. Потом… Впрочем, все по порядку.
В Сенегал я попала по работе. Я всегда была уверена, что могу внести посильную лепту в мир во всем мире. Что смогу помочь народам понять друг друга, смогу помочь всем научиться жить в мире, понимании и любви. Потому и присоединилась к международной организации, занимающиейся медицинскими проектами в развивающихся странах. Не скажу, что работа моя напрямую была связана с моей верой, но, по крайней мере, близко подводила меня к ней.
Проект, по делам которого я приехала в Африку, проводил свою работу в Касамансе, провинции Сенегала, вытянутой вдоль границы с Гамбией. Частично провинция выходила на Атлантический океан, а некоторые города, как Зиганшор, например, располагались на берегу реки. В Зиганшор я прилетела из Дакара на самолете, что сэкономило мне как минимум часов восемь езды на машине. Меня поселили в довольно приличном отеле, одном из лучших в Зиганшоре. Отель состоял из квартир, полностью меблированных, с кухонкой и посудой. Во дворе отеля был разбит прекрасный сад из тропических деревьев, цветов и кустарников. Зиганшор привлекал довольно много туристов Сенегала и Гамбии — город располагал приятной глазу природой, славился гостеприимными людьми и низкими ценами при хорошем сервисе, намного более низкими, чем в Гамбии и Дакаре.
Моим гидом и поверенным в незнакомом городе стала Ади Конте, полная, энергичная сенегалка из племени джола, с коротко остриженными волосами. В круглых очках и тонкой цепочкой с крестиком на шее, Ади выглядела не совсем типичной сенегалкой — уж слишком строгий у нее был вид, она редко улыбалась и не носила тюрбаны из цветастых платков, как остальные женщины. Позже я заметила, что короткую, почти под корень, стрижку носили в местном обществе в основном женщины прогрессивного склада. Жительницы деревень вплетали в косички искусственные волосы, а городские носили парики. На коротко стриженных смотрели с некоторым недоумением и даже с опаской Прогрессивных женщин побаивались, не понимали. Ади работала в проекте пять лет, и на ней держались все дела. В первый же день она предложила привезти мне ужин и документы для ознакомления. Однако прочесть я ничего не успела. Устала. Наспех перекусила кускусом с жареной рыбой. Непривычные приправы поначалу показались мне слишком резкими, терпкими, но потом я привыкла к ним и мне даже понравилось. Уснула быстро, несмотря на громкую музыку, доносившуюся из ближайшего кафе.
Уже на следующий день какимто образом все соседи и люди с улицы прознали о том, что я врач. Стыдно сказать, но практиковать я не собиралась, это не входило в мои планы. Я давно отошла от практической медицины, и несмотря на то, что, возможно, практическая помощь здесь была бы более уместна, чем проектная, практику я успела подзабыть, так что об этом и речи быть не могло. Однако для зиганшорцев мои планы не имели никакого значения. Я была белой и врачом. Это определяло мой статус и отношение ко мне.
— Доктор, у меня СПИД!
— Доктор, мой ребенок умирает!
— Доктор, моей жене нужны лекарства!
— Моя жена беременная, она рожает, ей надо в госпиталь!
— У меня малярия, доктор! Я умираю!
Охранник отеля даже и не пытался сдерживать толпу. Ему было все равно. Эти попрошайки были его народом, он их понимал, а меня нет. Я решила быть твердой и перестала выходить к просящим. Наплыв людей схлынул, но все равно время от времени к моему номеру пробирались какието люди, прося о помощи.
Самым тяжелым стал опыт с водителем офиса. Наш водитель, Мамаду, почти неделю не выходил на работу, а в воскресенье явился ко мне, заявив, что болен.
— Чем ты болен, Мамаду? — спросила я, не представляя, чем смогу ему помочь.
Он приподнял майку, обнажив выпирающие ребра, впалый живот с тонкой кожей и обширные герпетические высыпания. Я мало разбиралась в этом, но все же картинки из атласа сразу всплыли перед глазами. Соединив в уме его постоянный кашель, а также частые недомогания, я пришла к неутешительному выводу. Поздняя стадия СПИДа, возможно, туберкулез. В таком состоянии он просто не мог больше у нас работать. Но и лечение он не мог себе позволить. Что же делать?