Конверт из Шанхая
Шрифт:
– Нам просто не менее вашего приятна перемена, с Софьей Яковлевной случившаяся. А вот вас я давно хотела спросить, в каких краях вы получили обморожение?
Мне это и в самом деле было очень интересно, даже казалось, что за всем этим скрывается героическая история. К тому же надо было перевести разговор на другую тему, а то спасенный нами из ига офицер начинал нас всерьез подозревать. Вот я и задала такой вопрос.
– Простите, если мой вопрос бестактен…
– Отчего же, нет в нем ничего особенного. Да и в ответе моем ничего особенного не будет. Я хоть и ношу офицерский мундир, но, по сути,
Мы охнули, Алексей Павлович насладился эффектом и пояснил:
– Комаров, слепней, гнуса разного и прочих кровососущих тварей там тучи. Так что, оставшись нагишом, рискуешь быть обескровленным и съеденным в считаные часы. Но я об этом упомянул лишь по той причине, что сильно они нам работу исполнять мешали. Зато с наступлением осени и скорой после нее зимы многое изменилось в лучшую сторону. И гнус исчез, и болота замерзать стали. Реки в сухопутные дороги превратились. Работай и наслаждайся своей работой. Даже цинга нас не тронула, оттого что мы заранее запаслись чесноком. Так что весело было. А я вот по неопытности и непривычности к сибирским морозам щеки себе подморозил. Но говорят, заживут, пусть и не скоро, и следов видно не станет.
– Вы так рассказали, будто ничего особенного и не было. А в самом деле ваша работа очень похожа на подвиг! – искренне сказала я.
Алексей Павлович здорово смутился, но отнекиваться не стал.
– Шла бы речь обо мне одном, стал бы перед вами скромничать. Но вот товарищи мои и в самом деле герои. А коли я от них не отставал ни в чем, может, и я герой. Немного совсем.
Мы повыспрашивали у Алексея Павловича некоторые любопытные подробности, но вскоре Машу позвали обедать, да и мы с новым добрым знакомым решили, что пора перекусить, и разошлись.
После обеда к нам на секунду заглянул Иван Порфирьевич.
– Ну что, Дарья Владимировна, – спросил он, – удалось вам сократить список подозреваемых?
– На одного человека. Я теперь готова поручиться за капитан-лейтенанта.
– У меня дело еще хуже. Я прибавку к числу подозреваемых получил. Поездная бригада в таком составе ездит не первый раз, все друг друга знают. А вот сопровождающие багажный вагон – новые люди. Более того, один из них на железную дорогу поступил только что. И сразу попал на такой поезд! Все в один голос говорят, что без связей здесь обойтись не могло. Или без взятки.
– А тот запойный? – спросил дедушка.
– Официанты и проводник говорят, что его вроде в бесчувственном состоянии загрузили. Так он с тех пор в себя приходит. Но как-то странно… На кнопку нажмет, дождется официанта и из-под одеяла заказ делает. Принесут, он опять под одеялом. Так что лица его толком никто и не видал. Вот такие пироги.
В дверь постучали, за порогом оказался Александр Александрович, а за его спиной несколько дам.
– Не
– Нет, нет. Заходите.
– Заходить мне особо незачем. Дело вот как обстоит: мы, чтобы свою и чужую скуку развеять, затеяли на завтра устроить еще один дивертисмент. Новость эта тут же стала всем известна, и ко мне нагрянула делегация из другого вагона второго класса. И знаете, о чем они спрашивали и просили? Их более всего прочего интересует, примет ли участие в концерте артист Кузнецов? Вот я привел их всех за ответом непосредственно к вам.
Дед, понятное дело, смутился, но вида, конечно, не подал. Встал, поблагодарил дам за внимание к его скромному таланту, пообещал выступить.
– Так мы очень на это надеемся, – сказала самая бойкая из трех дам.
– Раз Афанасий Николаевич обещает, значит, так оно и будет, – решилась я помочь дедушке, за что была удостоена ревнивого взгляда еще одной дамы. Еле удержалась, чтобы не показать ей язык.
– А дочь ваша, Афанасий Николаевич, не примет ли участие в представлении? – антрепренер решил подыграть мне и назвал меня дочерью, а не внучкой. Но вот суть вопроса поставила меня в тупик. Видя мое недоумение, он пояснил:
– Ну вы же готовили с вашей подругой какой-то номер. Кстати, как вам мой совет? Пришелся к месту?
– Да, да. Ваш совет был очень кстати и нам здорово помог. Но номер наш, скажем так, не готов для показа широкой публике.
– Вам виднее, сударыня, вам виднее.
Господин Корсаков откланялся и пошел по коридору к своему купе, дамская делегация поулыбалась кумиру, то есть дедушке, и тоже нас покинула. Тут же засобирался уходить и Иван Порфирьевич.
– Экая незадача! – озаботился дедушка, когда мы остались наедине.
– У тебя в запасе столько номеров, что и непонятно, отчего ты задумался. Спой тот романс…
– Я не о том. Отвык я от дамского внимания.
– После твоего дебюта в Томске вокруг тебя дамы и даже девушки еще как увивались, – не согласилась я. – И ничего плохого в том нет.
– Ладно, давай-ка пьесой, что ли, займемся?
Но заняться переводом нам не удалось. Не оттого, что кто-то помешал, напротив, было на удивление тихо и спокойно, но сами мы начали уже спустя четверть часа клевать носами. Дедушка, конечно, лег чуть раньше моего, а встал немного позже, но все равно не выспался. Обо мне и говорить нечего. Мы решили со сном бороться самым действенным способом – лечь и выспаться. Дедушка даже высказался в том духе, что сон жизненно необходим для организма. Спать мы собирались часа полтора, а проспали все три. Могли и больше, но мне принесли телеграмму.
Стук в дверь меня разбудил, но сон отпускать меня так просто не желал.
– Госпожа Кузнецова-Бестужева в этом купе едет? – послышалось за дверью.
– Да я ж тебе сказал, что в этом. Спят они, но раз ты по делу, так стучи громче.
– Не надо стучать, – крикнула я, спрыгивая вниз. – Сейчас открою.
Глянула на себя в зеркало, поправила волосы и платье, отворила. Посыльный был мальчишкой лет четырнадцати.
– Вам телеграмма, барышня, – видимо, для солидности он старался говорить басовито, но выходило у него из рук вон плохо. – Извольте получить и расписаться вот здесь.