Конверт из Шанхая
Шрифт:
– Спасибо, – сказала я. – Мы чуть позже обязательно поспим. А вид у меня и впрямь неважный. Схожу умоюсь, может, посвежее стану.
– Михаил, проводите Дашу?
– Обязательно.
Я не стала спорить, потому что опасность существовала, хоть и была совсем крохотной.
Надо отдать ему должное, Михаил проводил меня молча, без обычных для него и его товарища глупых шуточек и даже делал вид, что мы случайно идем в одном направлении. Не забыл и туалетную комнатку проверить, прежде чем дал мне в нее войти. Тоже молча. И лишь когда я вышла умытой, позволил сказать:
– Вы не иначе живой водой умывались? Даже румянец
Я хотела объяснить, что, помимо умывания, умудрилась проделать некоторые гимнастические упражнения и лицо помассировала, но отложила это на потом. Если господа поручики не вернутся к своему прежнему поведению и нахальным взглядам, то мы наверняка с ними подружимся. А ехать вместе нам еще долго.
Поручик до конца исполнил распоряжение, то есть прошел со мной те несколько шагов, что нас отделяли от моего пристанища, постучал и распахнул передо мной дверь. Собрался уж было откланяться, но с противоположной стороны появился проводник Игнатий Иванович. Тот спешил, и лицо у него было озабоченным. Понятно, что и поручику захотелось узнать новости. А вот мне из чистой вредности захотелось его к новостям не допустить, но я снова сдержалась. Иван Порфирьевич против его присутствия также не возражал.
– Это, ваше высокоблагородие, новости есть. Вы велели, помимо прочего, о том, кто сходить станет или, напротив, сядет в поезд, докладывать. На последней станции и такие, и этакие появились. Пассажир с третьего купе второго класса вышел согласно билету. Один вышел и один сел. Тоже по билету… – Тут он замялся, после махнул рукой и закончил: – А вот двоих мы недосчитались по неведомым причинам!
– Кого? – воскликнула я.
– Как так по неведомым причинам? – оторопел Иван Порфирьевич.
– Как есть по неведомым, потому как никто не ведает, кто и куда подевался. А пропали тот купец, что все рассол заказывал, – проводник посмотрел на нас, чтобы убедиться, что мы поняли, о ком речь. – И Пашка с багажного.
– Ну?
– Так все вроде?
– Как узнали о пропажах, хотя их правильнее именовать исчезновениями? – пояснил, что именно он хочет слышать, господин Еренев. – Кто видел этих личностей последними? При каких обстоятельствах?
– Так откуда мне знать-то? Мне ж Арсений Игнатьевич что велел, то я вам и пересказал!
– А он-то где?
– В ресторации. С официантом беседовает.
– Веди.
– Мы с вами! – потребовала я.
– Разумеется, со мной, – проворчал начавший вдруг раздражаться товарищ прокурора. – Мне одному никак не справиться. Черт-те что творится! А еще говорили, что самый комфортный поезд! Тихо, уютно, благочинно! Разве что церковного вагона [35] в этом составе не будет. Он-то бы нам точно пригодился со всей этой чертовщиной бороться.
Иван Порфирьевич выпустил пар, успокоился и даже заулыбался. Немного виновато заулыбался. Зато обиду высказали сразу и поручик и проводник.
35
В некоторые составы Транссибирского экспресса включались и вагоны-церкви.
– Пока вас тут не появилось, все очень даже хорошо было, – в голос сказали оба.
Мы все опешили, но ненадолго и вскоре рассмеялись. Это здорово разрядило обстановку, и мы все вместе пошли в вагон-ресторан.
Арсений
– Я вам пересказывать ничего не стану, – заявил он. – Я тех людей, кто вам нужен, позвал, и они ждут. Здесь присядете?
Мы огляделись. Вагон был пуст. За одним столиком уже кто-то успел позавтракать и ушел. Ушли – стол был накрыт на троих. Мы сели за дальний из столов. Мигом появился официант.
– Да мы, пожалуй, повременим с заказом, – сказал дедушка.
– Так я по поводу купца, – не моргнув глазом, сказал официант. – Полагаю, вам все с начала и подробно?
Иван Порфирьевич засмеялся.
– Это вас Арсений Игнатьевич так умело подготовил или у вас опыт есть? – спросил он.
– И так, и этак, – не смутился официант.
– Хорошо, рассказывайте.
– Вчера господин купец, Нил Ипатьевич их зовут, изволили допоздна куражиться. В полном одиночестве, если нас в расчет не брать. Шуму особого не делал, разве что на фортепьянах порывался упражняться да песни горланил. Заказывал много, платил исправно, чаевые туды-сюды швырял, даже на кухню ходил с личной своей благодарностью к повару.
– А вам того и надобно было? – не удержавшись, встрял Иван Порфирьевич.
– Конечно, – вновь ничуть не смутился официант. – А то как жить-то? Так вот, покуражился он вволю, а напоследок заказ сделал на утро и ушел. Штоф с водкой прихватил и ушел.
– На утро заказал капустный рассол? – догадался дедушка.
– Всенепременно. Так я тот заказ и понес в означенное время. Стучу – тихо. Дверь у него, почитай, никогда не запиралась, вот и решил заглянуть – может, разоспался или еще что? Нет никого! Постель ему с вечера перестелили – не тронута. Вроде и не садился никто, а не ложился так уж точно. Вещи все на местах. Я там и прежде не раз бывал, могу в точности подтвердить. Все!
– Эх! – Иван Порфирьевич даже кулаком по столу пристукнул. – Сильно купец был пьян?
– Это с какой стороны смотреть, – рассудительно ответил официант. – По мне, не сильно. Крепок он в этом качестве, так что в нем не столько хмель гулял, сколько кураж. Да и засиделся он в одиночестве, пока лицо заживать не стало.
– А вы или, может, вы, Арсений Игнатьевич, не видели, кто его провожал в Иркутске? Его вроде почти в беспамятстве в поезд посадили?
– Видел, – отвечал Арсений Игнатьевич. – Мне показалось, что свои это были люди. Родственники. Никакие слуги не стали бы так уважительно обращаться с человеком в полном изумлении [36] от выпитого. Может, сыны были или зятья.
36
Слово «изумление» раньше имело и иное значение: «из ума вышедший» или «ничего не соображающий».
– Про то, смотрели ли вы его в других местах, я не спрашиваю…
– Само собой, прежде чем вам сказать, все обсмотрели.
– Мог он с поезда свалиться?
– Не мог, все двери запирались на ключ.
– Ну а с ключом мог бы?
– Тогда уж скорее выпрыгнул бы, чем выпал, если бы дверь сумел открыть, – высказал свое предположение официант. – Ночью во многих местах на малой скорости двигались, так без опаски можно было прыгать.
– Только откуда ему ключ было взять? – спросил Арсений Игнатьевич, но ответа на этот вопрос не получил.