Конвой
Шрифт:
— Круг сужается. Через неделю наведаюсь в королевскую библиотеку в Кракове. Надеюсь, там поиски и закончатся.
Кашлянул внеурочно петух. Монах исчез. Ноздрей Волошека коснулся запах перебродившего пота — на смену ему орк прислал Хельмута.
Встали поздно. Дастин позволил наёмникам вволю отоспаться под защитой стен, но уж потом потребовал усердия. Так что не успел он перекинуться парой слов с хозяином, как поезд готов был
Друзья обнаружили, что в повозке припасов прибыло — Формикус расщедрился на продукты и внушительную вязанку стрел.
— А где Темирко? — на правах ночного собеседника спросил Волошек хозяина. — Чего проститься не вышел?
— Он ранним утром ушёл, — буркнул старик.
— Куда?
— Туда же, куда и вы. В Альмагард.
— А не лучше бы ему было с нами вместе отправиться?
— Нет. Не лучше, — довольно грубо ответил Формикус, потом подумал и соизволил пояснить: — У него своя забота, у вас своя. И цеплять на шкуру чужих блох ни ему, ни вам не стоит.
С Дастином он поговорил конкретнее. Сперва попросил путеводный амулет. Подержал недолго в ладони, а возвращая, посоветовал:
— Бери градусов на пять правее. Сбитый он у тебя. Вернее, Покров просел малость.
Проводив конвой за ворота, хозяин показал дорогу.
— По ней до самого Лежачего Камня не сворачивай. Чего бы тебе твоя цацка не подсказывала. В конце концов, всё равно туда выведет. А так хорошую кривулину срежешь.
Глава тринадцатая
ПУСТЫШКА
Лежачий Камень некогда служил указателем, каким отмеряют десятки и сотни вёрст. В неведомой давней заварушке его повалили поперёк дороги, чтобы устроить засаду, а быть может, отсечь погоню. Так он с тех пор и лежал. Никто не сподобился водрузить тяжесть обратно. За долгие годы камень и часть колеи возле него заросли мхом и молодыми берёзками; сама же дорога сместилась немного в сторону, отобрав у леса лишний клочок земли.
Удобное для засады место и поныне пользовалось спросом. Выехав из-за поворота, наёмники увидели следы схватки. Несколько деревцев лежали подрубленными; содранный местами мох обнажил ноздреватую поверхность отставного верстового столба, открыв взгляду несколько букв: «Аль… О… рст».
Возле камня, прислонившись к нему спиной, сидел человек. Откинутая в сторону рука сжимала короткий меч, а голова была опущена, словно воин заснул, устав от тяжёлой борьбы.
— Погонщик, — узнал Хельмут первым. — Вдруг ещё жив?
В такое везение никто не поверил, но только тронув затвердевшее тело, они убедились, что их знакомый уже несколько часов как мёртв. Рану обнаружили в спине. Темирко, похоже, устроил врагам серьёзный отпор. На его груди и руках не нашлось ни единой царапины. Но один из врагов подобрался сзади и кончил дело смертельным ударом.
— Прогадал Формикус, — заметил с огорчением Волошек. — Вместе надо было идти.
— Кто знает, — возразил Дастин. — Быть может, тем самым старик уберёг нас от гибели. Надеюсь, он подстраховался с информацией про ту тварь. Мы-то мало что рассказать сможем.
Пока
— Трудно сказать, — доложила она вернувшись. — Четверо, а может и больше.
— Кто такие?
— Непонятно. Следы нечёткие. Но вряд ли случайная шайка. Пришли и ушли. Не задерживались, не ждали. Словно знали кого и когда встречать.
— Каждому своё, — произнёс Жирмята над свежим холмиком. — Ненадолго ты пережил дракона, погонщик. Не дотянул до пенсии.
Четыре фигуры возникли перед конвоем внезапно, словно ожившие вдруг стволы придорожных деревьев. Чёрные с ног до головы, они держали прямые и узкие мечи редкой для этих мест ухваткой. Поначалу Волошек решил, будто обычные разбойники попросту насмотрелись живых картинок, что на ярмарках показывают в своих балаганчиках гномы; среди прочих там попадались истории про сказочных воинов востока, якобы способных в одиночку сражаться с целой армией хоблинов или орков. А то бывает какой-нибудь крестьянский сын пролежит на печи тридцать лет, начитается лубочных комиксов и давай рубаху рвать…
Но когда Жирмята почти в упор разрядил арбалет, а нападавший спокойно отвёл стрелу тыльной стороной кисти, Волошек понял, что это не маскарад.
Чёрный воин с грацией кошки вскочил в повозку, и он, Первый Клинок Запада, как титуловали победителей Уимблдона, с трудом отразил бешеный натиск, прикрывая Жирмяту, который только-только потянулся к мечу.
Волошеку удалось смутить противника. Тот, похоже, не ожидал встретить мастера и сбавил напор. Кое-как отбиваясь, Волошек потащил товарища к середине поезда, туда, где завязалась основная схватка, — против эдаких чертей нужно было отбиваться всем вместе.
Двукратное преимущество отряда таяло на глазах. Хельмуту снесли голову ещё до подхода друзей, а раненый Эмельт продержался немногим дольше.
Скоро Волошек приноровился к необычной технике врага, напомнившей ему фехтование на рапирах, с той лишь разницей, что колющими ударами дело не ограничивалось. Он стал даже навязывать свой стиль, но при этом отчётливо сознавал, что кроме него, пожалуй, только Дастин и Ксюша могли на равных противостоять странным воинам. Жирмята не выстоял бы против них и минуты. К счастью, товарищи держались рядом, и Волошек несколько раз спасал ему жизнь.
Впрочем, Рыжему выпал случай вернуть часть долга. Один из чертей резко выбросил руку вперёд, и с его ладони сошла стальная снежинка. Враг метил в лицо или висок, но Волошек успел прикрыться рукой. Острие клюнуло чуть ниже локтя, выплеснув адский котёл боли. Пользуясь смятением, соперник бросился на Волошека, выставив перед собой меч. Тут и вмешался Жирмята. Он не смог бы отразить нападение и просто пихнул товарища в бок. Меч рассёк вожжи и укоротил хвост одной из коняшек.
Странным был этот бой. Ни ободряющих возгласов, ни команд, ни криков — только звон стали и усталое пыхтение с обеих сторон. И когда Волошек умудрился-таки проткнуть своего противника, тот упал, не издав ни стона.