Координатор
Шрифт:
— Время от времени.
— Хорошо. Прекрасно. Мы сыграем один роббер после того, как вы перекусите. Я каждый вечер играю в бридж. И при этом болтаю без умолку. Как видите, я с вами откровенен, Майкл, и честно вас предупредил. Почему бы и нет? Это моя жизнь, Майкл. Я считаю себя счастливым человеком. Я люблю женщин. Всех женщин, даже тех, кого природа обделила красотой, хотя я могу ценить красоту не хуже любого другого мужчины. И я трачу свою жизнь на то, чтобы находить все новые способы и средства, благодаря которым женщина может выглядеть красивей, чем она на самом деле. Или, скорее, чтобы помочь им реализовать свою красоту. Это вовсе не банальность, Майкл. По своей натуре я не кутюрье. Кутюрье не видят в женщинах живых
Женщина уже сидела в кресле напротив, тесно сжав колени, поставив локти на подлокотники и прихлебывая из бокала.
— Да, Гуннар, — послушно ответила она.
Гуннар, довольный, улыбнулся, повернувшись в ее сторону. Когда он улыбался, его лицо вспыхивало таким светом, словно никаких неприятностей на свете уже не существовало. Уайлд подумал, что жизнь полна неприятных сюрпризов. Ему никогда не приходилось убивать только половину человека. Причем половину, которая чувствует себя такой счастливой.
— Хельда — моя топ-модель, — продолжал Гуннар. — В этом бизнесе нет никого лучше нее. Я разрабатываю свою одежду специально под нее, хотя она не является типичным примером моих будущих клиенток. Она слишком хороша. Вы так не находите, Майкл?
— О, разумеется, вы правы, — сказал Уайлд.
Гуннар похлопал его по колену:
— Лучше всего она выглядит обнаженной. Завтра я вам это покажу. Но обожать Хельду — лишняя трата времени. Ее появление на пляже становится общественной угрозой. Однако моя настоящая задача — создавать одежду для самых обыкновенных девушек, которые лежат на пляже рядом с ней. В конечном счете я должен представлять ее всего лишь одной из сотен девушек, среди целой толпы Хельд. Потом я снова сосредоточиваю свое внимание на настоящей Хельде, и все начинается сначала. Это бесконечно решаемая задача, как вопрос о Боге или мироздании. Вот почему она меня так захватывает. Когда-то все начиналось с простого хобби, но теперь это стало моей жизнью. Меня радуют даже те правила и ограничения, внутри которых мне приходится работать. Они существуют, эти правила, тут ничего не поделаешь, — все эти никчемные условности, которые придумывают стыдливые педанты, чтобы успокоить лицемеров и ханжей. Неплохо, верно? Я хорошо говорю по-английски, как вы считаете? Я все стараюсь делать хорошо. Я думаю, вам понравятся мои модели, Майкл.
— Не сомневаюсь, что лично мне они понравятся, — сказал Уайлд. — К сожалению, «Хассон и Вемисс» интересуют только линии прет-а-порте.
— Все мои разработки годятся для массового производства. Боюсь, вы никогда не изучали с достаточным вниманием женскую фигуру. Иначе вы бы поняли, что все данные, которые определяют ее красоту или, наоборот, ее отсутствие, сводятся всего к десятку точно измеряемых показателей. Мы сможем поговорить об этом позже. Но пока вернемся к Хельде. Как я могу подчеркнуть ее красоту, скажем, на завтрашнем показе? К чему мне попусту тратить время? У нее есть норковая шуба и норковая шапка. Пусть она их носит, а вниз надевает какое-нибудь поношенное тряпье. Ничего другого я не могу сделать ни для нее, ни для любой другой женщины. Для того, чтобы ходить по улице зимой, лучшей одежды не существует. Облачите в норку красивую женщину, и она станет богиней. Наденьте норку на привлекательную женщину, и она станет красавицей. А если женщина совсем уж некрасива, в норке она будет по крайней мере привлекательной. Надо издать специальный государственный закон, хотя бы для стран с холодным климатом, чтобы каждая женщина в день своего совершеннолетия получала норковую шубу. Это понравилось бы им гораздо больше, чем пособия по безработице, верно?
Уайлд кивнул, на мгновение забыв, что с ним разговаривает слепой.
— Короче говоря, — продолжал Моель, — если стоит зима и вы выходите на улицу, нет никаких проблем. Но мы с вами говорим о лете, о пляже, а на пляже, как известно, не носят норковые шубы. Тем не менее всегда должен найтись какой-то равноценный способ, чтобы подчеркнуть женскую красоту. И он всегда находится. Если зимой на улице носят норку, если летом в городе короткая юбка открывает при порыве ветра краешек бедра, то на пляже то же самое значение имеет грудь. Мы с вами еще поговорим о пляжах и грудях. Принеси нам еще по одному коктейлю, Хельда.
— Да, Гуннар.
Уайлд смотрел, как она направилась к бару. Она не шла, а скользила.
— И принеси мне мои мелки, — попросил Гуннар. — Мы воспользуемся Хельдой, потому что под рукой больше никого нет. Но, как я уже сказал, разрабатывать одежду под Хельду — пустая трата времени. Чем меньше на ней надето, тем лучше она выглядит. Так что придется представить, что перед нами уже не Хельда. Предположим, что у нее хорошие ноги и красивое лицо, но при этом короткая талия и маленький бюст. Вероятно, вы встречали женщин с такими недостатками.
— Ее звали Кэролайн.
— О, Кэролайн. Красивое имя. Что ж, ради вас мы переименуем Хельду в Кэролайн.
Он взял с подноса свой бокал и коробочку цветных мелков и поставил их на столик рядом. Хельда встала прямо перед ним. Она закинула руки за голову и сомкнула их на затылке. Ей пошло бы позировать фотографу.
— Итак, во-первых, мы должны отметить те части тела, на которые мы никак не можем повлиять.
Пальцы Гуннара быстро и легко взбежали вверх по телу Хельды, ощупав ее бедра и ребра, потом он взял зеленый мел и провел толстую линию вокруг ее талии, дюйма на три пониже пупка. Он добавил две короткие черты там, где бедра сходились с туловищем.
— Здесь будут трусики. Мы можем использовать тюль везде, где это возможно, и, естественно, он должен подходить к общей цветовой гамме купального костюма, но в общем-то это все, что в наших силах.
— Вы всегда делаете наброски на своих моделях?
— Конечно, Майкл. Я вижу своими пальцами и не могу рисовать одежду на бумаге. С Хельдой это делать легче всего, потому что я отлично знаю ее тело. На ней я прикидываю сотни три костюмов в год.
Хельда улыбнулась Уайлду. Она стояла совершенно расслабленно и в то же время неподвижно, почти не дыша.
— А теперь нам надо придумать нечто такое, чем она могла бы привлечь к себе внимание, и не на каком-нибудь захудалом пляже, среди безгрудых матрон, а в Сен-Тропе, где все побережье кишмя кишит смазливыми старлетками, на которых нет ничего, кроме половинки бикини. У нашей же Кэролайн бюст, увы, не больше тридцати двух дюймов. Вы скажете — трудная, даже невыполнимая задача. Разумеется, вы правы; я никогда себя не обманываю. Там, где красота не является самоочевидной, где ее нельзя почувствовать, мое искусство бесполезно. Но к счастью для магов и волшебников, глаза — самый ненадежный орган восприятия. Запахи, вкусы воспринимаются основательней и длятся дольше. Глаза могут остановиться на чем угодно, хотя бы из любопытства. Наша задача в том, чтобы этот взгляд задержался. Прежде всего, мы должны удлинить ее тело.
Он нарисовал на животе Хельды несколько вертикальных линий, протянувшихся от верхнего края трусиков к основанию грудей.
— Обычная процедура. Мы сделаем это и спереди, и сзади, Майкл, хотя сзади можно вполне позволить себе оставить тело немного короче. Но все-таки спина должна быть достаточно высокой, чтобы отвечать нашим главным целям. Груди, как мы решили, невелики и, возможно, немного дряблы. Они должны приподняться кверху и в то же время податься вперед, а главное, нам следует свести их вместе. — Он продемонстрировал. — На Хельде это выглядит, правда, немного по-вагнериански. По сути дела, мы формируем то же самое, что нужно для декольтированного вечернего платья, только в нашем случае грудь полностью открыта.