Коп из полиции нравов [Коп из полиции нравов. Шпион поневоле. Требуется секретарша. Весьма опасная игра]
Шрифт:
Никто меня как будто не сопровождал, и я надеялся, что никто не заметил, куда я направился.
Я был на полпути, когда навстречу мне помчался вдруг огромный грузовик, помчался слишком быстро для такой узкой песчаной дороги, волоча за собой облако пыли, как гору плотного тумана. Я спрятался среди деревьев, пока он не пролетел мимо.
Это был алый «Facel Vega» с Клодом за рулем. Я не заметил, был ли кто еще в машине, но ручаться бы не стал. Если в кабине был Вейко, мне предстояло оказаться простофилей, которого не хотят видеть и водят за нос.
Но тут уж я действительно решил его найти. Теперь мне было не так важно, полетим мы с ним куда или нет, хоть дело все равно есть дело.
Но очень уж хотелось мне узнать, почему это он жаждал куда-то улететь. Так что я продолжал шагать по дороге.
Его большой дом, большой по крайней мере для Лапландии, построенный в стиле Беквудского модерна, скорее напоминал швейцарское шале. Широкая, тяжелая крыша спускалась почти до окон первого этажа. Так что на втором этаже окна были только спереди и сзади.
Дом сложен из огромных бревен, срубленный в лапу на манер лесной хижины, но с удлиненными концами. Бревна не были покрашены, только пропитаны олифой и покрыты лаком, чтобы придать им янтарный тон виски.
Оконные рамы, выполненные из металла, разделены на маленькие сектора, и все окно казалось защищенным крупной решеткой.
Входная дверь была сама старина, возможно даже из Центральной Европы. Тяжелое изделие из дубового бруса со множеством литых деталей из железа и больших кованых гвоздей. Проще пробить дыру в стене, чем пробиться через эту дверь.
Все это выглядело достаточно причудливо, если не знать Вейко и доводов, заставивших его выбрать именно такую резиденцию. Если кто-нибудь станет бушевать около двери и кричать: «Откройте или вышибем ее к чертовой матери!», — он может оставаться там и разбивать обувку и кулаки, пока Вейко будет совать в печь очередную порцию документов. Чтобы пробиться через окно, его придется выставлять целиком.
Спустился вечер; только крыша еще освещалась солнцем, но в доме ни проблеска электрического света. Я напрямую пересек то, что могло числиться лужайкой перед входом, если бы кто-нибудь удосужился выкосить ее этим летом. Подойдя к двери, я нажал звонок. Затем отступил назад, чтобы меня было видно из окон, и Вейко убедился в приемлемости посетителя. Немного погодя нажал кнопку снова.
Спустя еще немного я отошел и заорал:
— Эй, кто вызывал первоклассного вольного пилота?
Деревья всей округи подхватили крик, изменили его на свой манер, передавая все дальше, и звук, удаляясь, постепенно затихал в лесу, который, как обычно, откликался глухим эхом. Все это вызывало щемящее чувство одиночества. Я обошел дом. Окна были закрыты и плотно завешены шторами. Задняя дверь была почти столь же несокрушимой конструкцией, что и передняя, и тоже крепко заперта. Голубой «сааб» Вейко стоял на дорожке. Я вернулся к парадному входу и нажал звонок в последний раз перед тем, как снова прошествовать обратно в город, чтобы столкнуться с ним в «Майнио» нос к носу через какие-нибудь полчаса. И просто чтобы еще раз убедиться в неприступности сей крепости, я толкнул дверь.
Она со стуком открылась нараспашку.
Я вошел внутрь крадучись и на цыпочках, инстинктивно затаив дыхание, прислушиваясь, стараясь уловить чужое, не столь тщательно сдерживаемое. Это было полной бессмыслицей после колокольного звона дверного звонка и трубных призывов до хрипоты в течение пяти минут.
В коридоре, между обшитыми панелями стенами, царил глубокий полумрак. Я прошел по нему и приоткрыл дверь кабинета.
Здесь было чуточку светлей. Достаточно, чтобы увидеть, что по комнате прошелся смерч.
Все книги были сметены с полок, ящики двух огромных комодов, которые Вейко использовал как вместительные картотеки, валялись грудами на полу, все картины сорваны со стен, бумаги снегом покрывали пол.
Неправдоподобно огромный датский письменный стол темным мрачным островом громоздился в центре комнаты. Высоченное черное кожаное кресло с внушительным подголовником позади стола было развернуто ко мне спинкой. Я передвинулся от двери в сторону и облокотился на высокую керамическую печь в углу. Печь была теплая. Я сунул сигарету в рот, но не закурил, и стал обозревать этот погром.
По прошествии некоторого времени кое-что стало складываться в определенную картину. Некто обработал комнату до основания, быстро и профессионально. Меня сильно беспокоило кресло за столом. Я сунул сигарету обратно в карман рубашки, осмотрительно переставляя ноги двинулся напрямик и резко развернул его вокруг оси. Вейко мягко сполз на пол, и его лицо уткнулось в мою ступню. Я не мог прыгнуть на два фута вверх и на двенадцать футов назад, так как состояние комнаты не давало такой возможности. И все же я отпрыгнул.
Вновь я обнаружил себя возле печки с сигаретой, возвращенной в рот, и притом засунутой очень глубоко. Я опять ее не закурил, снова положив в карман, медленно вернулся к телу и перевернул его. Лицо Вейко было умиротворенным, чуть ли не дружелюбным.
Одного этого было достаточно, чтобы убедить меня, что он, безусловно, мертв.
На нем был тот же темный костюм, белая рубашка и серебристый галстук, но с тремя пулевыми отверстиями поперек него. Кровотечение было небольшим и уже практически прекратилось. Коричневые пятна остались на бумагах, которые он смахнул со стола, сползая с кресла. Я прощупал его карманы и, не найдя ничего интересного, отступил назад. Затем обратил внимание на то, что выскользнуло из кресла вместе с ним, — револьвер.
В первый момент я подумал, что обнаружил орудие убийства, затем понял, что из этой штуки никто не стрелял многие годы. Он был почти такой же громадный и старый, как пушка времен Ватерлоо: металл стал темно-коричневым и пятнистым от ржавчины.
Я полагал, что кое-что знаю о стрелковом оружии, но мне понадобилось долго напряженно вглядываться в сумерках, чтобы определить, что это такое: пистолет образца 1874 г., когда-то бывший на вооружении французской армии. Если выстрелить из него сейчас, скорее всего, вам оторвет руку. Но похоже, Вейко пытался это сделать.