Копчёная селёдка без горчицы
Шрифт:
— Не имеет значения, — заявила я. — Я бы отдала все что угодно, чтобы стать хромцом.
И отчасти это была правда. Я представила, как радостно хромаю по тропинке, вытянув руки для сохранения равновесия, и покачиваюсь, словно канатоходец, сильно шатаясь от одной изгороди к другой.
«Я хромец!» — буду кричать я каждому, кто пройдет мимо.
Словно я хромаю в Сент-Ивс…
— …чрезвычайно любопытно, — говорила женщина, когда я вернулась к реальности. — И твой отец в курсе твоих побуждений?
— Нет! — в ужасе ответила я. — Пожалуйста, не говорите ему! Отец очень незыблем в своих обычаях и…
— Я понимаю, — сказала она. — В таком случае это будет наш маленький секрет. Никто, кроме тебя и меня,
Опля!
— О, благодарю вас, — выдохнула я. — Я знала, что вы поймете.
Пока она трещала про Акт о веротерпимости, [44] Акт о пяти милях, [45] графиню Хантингдон [46] и связи с кальвинистами, я воспользовалась возможностью осмотреть комнату.
44
Акт о веротерпимости — закон 1689 года, позволявший нонконформистам свободно исповедовать свою веру, иметь свои учреждения и учителей, если они принесут клятву верности. Касался только нонконформистов и диссентеров, но не католиков.
45
Акт о пяти милях — закон, принятый английским парламентом в 1665 году и запрещавший священникам жить в пределах пяти миль от приходов, из которых их исключили, если они не принесут клятву никогда не сопротивляться королю, не пытаться изменить правительство, церковь или государство.
46
Графиня Хантингдон участвовала в организации кальвинистской методистской церкви.
Осматривать особо было нечего. Кровать, конечно же, которая, теперь, когда у меня появилось время подумать об этом, напомнила мне Великое ложе из Вейра [47] в музее Виктории и Альберта. В дальнем углу возле окна стоял маленький столик с электрическим звонком и маленьким чайником для кипячения, заварочным чайником «Браун Бетти», [48] коробочкой печенья и чашкой с блюдцем. Реджинальд Петтибоун явно не имел обыкновения завтракать со своей женой.
47
Великое ложе из Вейра — чудовищных размеров (десять на одиннадцать футов) кровать под балдахином на четырех столбиках, на ней спокойно могли разместиться пятнадцать человек. Сделана плотником Джонасом Фосбруком в 1590 году, покрыта узорами и инкрустациями по мотивам европейского Ренессанса; долго использовалась и хранилась в городе Вейре в графстве Хартфоршир; в 1931 году была куплена музеем Виктории и Альберта.
48
«Браун Бетти» — вид заварочного чайника, круглый и покрытый марганцевой коричневой глазурью. Его начали делать в 1695 году в Сток-он-Тренте из местной красной глины, хорошо сохранявшей тепло.
— Хочешь печенья? — спросила она.
— Нет, спасибо, — ответила я. — Я не употребляю сахар.
Ложь, но отличная.
— Ты такое необычное дитя, — заметила она и, взмахнув рукой в сторону коробочки, добавила: — Тогда, может быть, ты не против принести мне штучку? У меня нет таких правил.
Я подошла к окну и потянулась к коробочке. Поворачиваясь, я случайно бросила взгляд наружу — вниз, на огороженную территорию за задней дверью магазина.
Там стоял ржавый зеленый фургон с открытыми дверями,
Пока я наблюдала, откуда-то снизу в поле зрения появился мощный мужчина в рубашке с короткими рукавами. Это был человек-бульдог — тот, который чуть не поймал меня в каретном сарае!
Разве что я жестоко ошибаюсь, должно быть, это Эдвард Сэмпсон с Рай-Роуд в Ист-Финчинге, чье имя я нашла в бумагах, лежавших в бардачке.
Пока я стояла, не в состоянии двинуться с места, он забрался в заднюю часть фургона и вытащил оттуда пару тяжелых предметов. Он повернулся и, возможно, почувствовав мой взгляд, посмотрел прямо вверх на окно, где я стояла.
Моей немедленной реакцией было отдернуться, отойти от стекла, но я обнаружила, что не могу пошевелиться. Какая-то отдаленная часть моего мозга уже заметила деталь, и это открытие начало медленно просачиваться в сознание, и, боюсь, я не сдержалась и судорожно втянула воздух.
Предметы, которые сжимал в руках человек-бульдог, — это каминные шпаги Харриет, Лиса Салли и Шоппо!
18
— Что такое? — спросила женщина. Ее голос, казалось, донесся откуда-то издалека.
— Там… там…
— Да, детка, что там?
Именно «детка» резко вернуло меня к реальности. «Детка» и «дорогуша» — для меня все равно что пуля в мозг. Я зарезервировала лучшие места в аду для людей, которые так ко мне обращаются.
Но я прикусила язык.
— Там… Просто у вас такой потрясающий вид из окна, — сказала я. — Река… Ферма Мальплакетов… Вся дорога до Ист-Финчинга и холмы за ней. Кто бы мог подумать, идя по главной улице, что такой…
Послышался сотрясший пол грохот снизу, когда уронили какой-то тяжелый предмет. Парочка приглушенных проклятий донеслась сквозь половицы.
— Реджинальд! — крикнула женщина, и в глубинах повисло неловкое молчание. — Мужчины! — произнесла она, достаточно громко, чтобы ее услышали этажом ниже. — Ветряные мельницы на ногах.
— Думаю, мне пора идти, — сказала я. — Меня ждут дома.
— Очень хорошо, дорогуша, — ответила она. — Беги. И не забудь насчет писем. Принеси их, как сможешь.
Я ничего ей не сказала, вместо этого изобразила крошечный шутливый книксен, развернулась и начала спускаться по узкой лестнице.
Внизу я бросила взгляд в заднюю часть лавки. Реджинальд Петтибоун и владелец фургона стояли и смотрели на меня из теней. Никто из них не шелохнулся и не сказал ни слова, но я женским чутьем поняла, что они говорили обо мне.
Я повернулась к ним спиной и пошла к двери, остановившись только, чтобы небрежно написать свои инициалы на пыли, покрывавшей буфет из черного дерева. Я не боялась, но теперь знала, что чувствует дрессировщик, когда поворачивается спиной к парочке диких тигров.
Хотя «Глэдис» ничего не сказала, она выглядела так, будто обрадовалась мне. Я оставила ее под деревом через дорогу от лавки Петтибоуна.
— Мне предстоит грязная работенка, — сказала я ей. — Костями чую.
Мне надо срочно попасть домой и проверить камин в гостиной.
Деревья отбрасывали длинные послеполуденные тени, когда я проехала сквозь ворота Малфорда и выкатилась на каштановую аллею. Скоро обед, и мне надо будет иметь приличный вид — это не прибавляло мне хорошего настроения.
Когда я открыла кухонную дверь, до моего слуха донеслись звуки сонаты Шуберта.
Успех! Я сразу же поняла, что моя психологическая ловушка сработала.
Фели всегда играет Шуберта, когда она расстроена, и начало сонаты си-бемоль мажор для фортепиано, когда особенно в смятении.