Копи царя Иоанна
Шрифт:
Но в руках церкви оставалась еще экономическая мощь, что не могло не тревожить империю. Соловецкий монастырь в восемнадцатом столетии, даже после политического подчинения Петербургу, продолжал оставаться крупным феодалом, что в аграрном государстве имело немалую силу. Выбить этот нежелательный экономический базис смогла только секуляризация 1764 года. В это же время издается очередной указ о строгости монастырского общежития. Теперь инокам запрещалось без особой надобности не то что покидать пределы крепости, но даже перемещаться по территории Соловецкого Кремля. А посещение монастыря видными государственными чиновниками, особенно в преддверии войн, по старой традиции продолжалось.
В конце восемнадцатого столетия мельница была перестроена и расширена, что косвенно опять служит доказательством роста подземных
События девятнадцатого века доказывают это с еще большей достоверностью. В двадцатые годы недалеко от монастыря, в том месте, где был разбит ботанический сад, под землей был построен воскобелильный завод. Вход в него напоминает вход в какой-нибудь искусственный грот в увеселительном парке. Но зачем Соловкам нужен был белый воск? По всей России горели в церквях желтые свечи, неужели тут они должны были быть непременно белыми? Однако любопытно вот что: при старинной технологии огранки алмазов и других драгоценных камней белый воск был просто необходим. Значит, самостоятельно гранить камни, добытые из-под монастырской земли, стали лишь в прошлом столетии. И под землей. Туда же выводит тайный тоннель, начинающийся в подвалах монастыря. По нему камни доставляли прямо к месту изготовления белого воска, где скрывалась также и ювелирная мастерская. В 1828 году мельница была реконструирована еще раз. Не слишком ли часто? Но именно с этого времени разработки приняли по-настоящему современный промышленный характер.
В 1854 году в ходе Крымской войны Соловецкий монастырь был атакован эскадрой английских кораблей. Видимо, и до королевского двора крупнейшей колониальной империи дошли слухи о северных алмазных приисках. Но крепостные стены, выстроенные в неспокойное время более трехсот лет назад, выдержали огонь современных пушек.
Через четыре года, летом 1858-го, на архипелаг пожаловал Александр II Освободитель. Великий князь Владимир Александрович также посетил монастырь в восемьдесят пятом. К двадцатому веку Соловецкий монастырь расцвел как никогда; именно в это время под землей уже прошли первые окружные штольни, а хаотическое прокладывание тоннелей заменилось упорядоченными и систематизированными выработками. К 1905 году гидротехнические сооружения архипелага были значительно модернизированы после серьезных работ. Каналы, прокопанные еще при Филиппе Колычеве, были значительно расширены, настолько, что по ним могли передвигаться небольшие паровые катера. Ведь подземелье требовало все больше энергии, которую, как повелось, добывали из перепада воды между морем и искусственным Святым озером. Вскоре прямо под стенами монастыря, со стороны мельницы и Белой башни начали возводить первую монастырскую гидроэлектростанцию. Так же, как и в мельницу, вода поступала из озера по специальному скрытому кованому желобу. Два генератора питались водами озера, причем один был значительно мощнее другого. От первого питалась видимая часть острова, от второго… впрочем, это абсолютно не доказано. Почему? Об этом чуть позже.
Приехавшие в семнадцатом году чекисты в несколько дней покончили с монастырем, а монахов рассовали по разным каторгам Советской России. Всего лишь около тридцати человек остались в обители под предлогом того, что они были прекрасными работниками в той или иной области. Как рабочие они поступили в штат нового колхоза. Они бросили все усилия, чтобы скрыть от новой безбожной власти свою тайну. Вход в подземелье и потайной ход до ботанического сада были тщательно замаскированы, благо опыт подобный в монастырской истории уже был: в одну из проверок восемнадцатого века, организованных после указа о ликвидации соловецких подземных темниц, иноки замаскировали их столь умело, что комиссия ничего не обнаружила.
Монастырь был разграблен. Удивительно, но историки до сих пор не придали важности тому факту, что по количеству изъятых из ризницы драгоценностей лидируют алмазы. Причем, если в среднем цифры колеблются около пятисот, то алмазов и алмазных украшений большевики
4
День, прокручивая стрелки заводных часов, приближался к закату, то есть, опять же, Максим не мог сказать, во сколько солнце скрывается на западе, но, судя по циферблату, на который он не смотрел, было уже за восемь, даже полдевятого. Монахи не возвращались, но Максим не замечал этого. Видимо, в свете последних происшествий Николай Петрович приказал переселить их в новый жилой блок немедленно. Около двух часов ночи Максим прекратил марать клетчатые тетрадные листы, оставив пробелы в своем повествовании в тех местах, о которых еще необходимо было уточнить. Только тогда он потянулся, ощутил холодок и мурашки по спине от ледяной стенки, вековой холод которой взял верх над стареньким одеялом. Тогда он с удивлением оглянулся, не обнаруживая никого вокруг, посмотрел на часы, молча пожал плечами и устало переместился на привычный третий этаж нар, отвернувшись от негаснущих электрических фонарей по стенам. В любом случае, он не думал, что произошло что-то из ряда вон выходящее. Скорее всего, и правда их просто загнали в новое помещение, а вещи перешмонают и отдадут потом, если там не подготовили новые, что было бы гораздо гуманнее, потому что тряпье, остававшееся в гроте частично еще со времен господства в подземелье шайки Александра Андреевича, было, как пишут на плакатах метро, несовместимо с жизнью.
Максим спал. Прошло уже более полутора часов с того момента, как он прекратил свои писательские экзерсисы, как вдруг сверху послышались громкие шаги целой колонны людей явно в тяжелых ботинках с толстой твердой подошвой. Максим вздронул и моментально очнулся — раз в полтора часа у человека наступает фаза неглубокого сна. Сверху, с насыпи, уверенной походкой гуськом спускалась команда рослых людей — человек восемь-десять. Максим вздрогнул: это явно был обыск, потом вскочил, пошарил головой под свернутым валиком ватником, служившим подушкой и понял, что забыл тетрадь там, под лампой, свисавшей на ржавом крюке. Это было хуже всего, — на миг он подумал, что эта улика может послужить в пользу его обвинения по поводу странных записок. Максим спрыгнул с нар и в несколько шагов добежал до стены. Тетради не было.
— Стоять! — раздался крик со стороны насыпи. Максим замер. Думать и действовать больше не было времени. Он обернулся. Двое загорелых людей в камуфляже подбежали к нему.
— Ты кто? Почему не в жилом отсеке? — резко спросил человек с поверхности. Второй без слов начал обыскивать Максима. Из кармана вывалилась шариковая ручка.
— Не то. Письма были написаны пером. Обыщите здесь все! — крикнул один из подошедших остальным, — до последней трещинки, спрятано может быть где угодно!
По нарам и стенам полумрачного грота зашарили лезвия мраморного фонарного света, исчезая и переплетаясь в деревянных жердях и кирпичных колоннах, подпирающих небо. Человек достал из сумки какую-то папку, вынул из нее фотографию десять на пятнадцать, прищурившись, посмотрел на нее и на Максима, потом сказал: «Младший инженер? Я бы на твоем месте не стал бы так делать. Думаю, теперь все понятно. И куда только смотрел этот ваш зажравшийся начальник…»
— Какого черта здесь происходит?! — раздалось сверху; два ярких прожекторных луча перекрестились над головами рыщущих по нарам спецназовцев. С насыпи спустились пятеро бледных охранников подземелья, Антон и сам Николай Петрович.
— Вы недостаточно внимательно смотрите за тем, что происходит у вас под землей; почему этот человек ночью не находится в предписанном жилом отсеке? — строго спросил Николая Петровича тот, в чьих руках была фотография.
— Это наш инженер; и он живет здесь.